Радиоведущая Анастасия Баренцева опубликовала очередное интервью на своем YouTube-канале — на этот раз с Виктором Бабарико, председателем правления ОАО «Белгазпромбанк». Он рассуждал о том, почему беларусы пытаются выжить на 500 и не стремятся заработать больше, почему наше государство такое, какое есть, и что нужно для успеха бизнеса в целом и каждого человека в частности.

Публикуем расшифровку наиболее интересных моментов с незначительными сокращениями.

Что нужно сделать, чтобы беларуские предприниматели начали зарабатывать

— С моей точки зрения — рецепт очень прост. Руководители страны должны сказать только одно — «Обогащайтесь». И на этом все. <>

Советский Союз — это страна, в которой я жил. Я был мальчик с Заводского района, классический случай человека, который должен был получать выгоду от системы социализма. Но я четко понимал, что в той стране нет человека.

Мне казалось правильным, что ключевой фигурой является личность. Такими мы созданы — богом, природой, кто во что верит. Но никто не говорил, что первым актом творения были страна, государство, церковь. Нет, создан индивид, значит, весь мир должен строиться персонально. А уже потом эти персоны начинают строить вокруг себя какие-либо вещи. Первичен человек.

— Это действительно странно для мальчика из Заводского района. Что на вас повлияло? Вы читали античную литературу?

— Я стал читать античную литературу уже после того, как вырос, и мне стала доступна Ленинская библиотека. Это обыкновенная логика. Читал, как поется в песне Высоцкого, правильные книжки. Книги Джека Лондона, где человек — носитель всего остального. Да возьмите русскую классику: Толстой, Достоевский — там нет общества, есть человек. Все написано про человека. А мы почему-то должны работать на общество.

В «капиталистических» фильмах ради спасения одного человека уничтожают полстраны — у нас ради спасения государства тоже уничтожают полстраны. Там говорят, что личность — это все, а у нас наоборот.

— Получается, эти мысли — с раннего детства?

— Ну не с раннего. Как-то я задал вопрос, от которого повисла тишина за столом, — а чем нацистская Германия отличается от Советского Союза, если и там, и там однопартийность?

— Как отреагировали ваши родные?

— Дали по шее. Сказали: «Книжки читай, но лично такие вопросы не задавай».

Об учебе и несправедливости

— История достаточно известная. Меня выгоняли с 1 курса до 4-го, с 81-го по 85-й год, из-за того, что в параллели существующей формализованной системе — стройотряд, коллективные мероприятия, хождения на демонстрации с флажками и речевками — выстраивалась иная линия. Вместо стройотряда — шабашка, вместо демонстрации — коллективное мероприятие на природе. Это все было внесистемно и сопровождалось не всегда культурными вещами — присутствовали алкогольные напитки — что выливалось в конфликты: столкновения с комсомольскими отрядами и прочее. И вот за это меня все время пытались выгнать.

Руководитель нашей кафедры спрашивал: «Зачем Бабарико пришел в университет? Чтобы учиться. У меня претензий к учебе нет. А то, что он не ходит на ваши стройотряды и маевки — собственно, какой вопрос к университету? Сидите и занимайтесь, почему комсомольцу Бабарико не нравится ходить на ваши маевки. Вовлекайте его. Может, нужно не его, а кого-то другого выгнать?».

— То есть, вы устраивали вечеринки?

— Вместо стройотряда мы ездили на шабашки — работали и получали за это очень хорошие деньги. Стройотряды я воспринимал не как коммунистические стройки, а как возможность заработать, потому что нужны были деньги. Я не хотел сидеть на шее у родителей, тем более что у них не очень большая шея. Так что я приходил и говорил: «Ребята, вы привозите за два месяца сто рублей, а я за 20 дней привожу 700. Разница в том, что вы там условно «работаете», а мы с семи утра до семи вечера». Ну как можно любить такого человека? Я всегда говорил, что система не любила и правильно делала. Я к системе не имею претензий. Меня выгнали абсолютно справедливо.

А выгнали за то, что на 4-м курсе, в 85-ом году, в разгар антиалкогольной компании, мы опять попали в неприятности. Моих друзей забрали в милицию, и я с ними попал тоже. Из четырех человек два были детьми знаменитого поэта и знаменитого врача, а еще два — с Заводского района и второго не помню. Ну надо ж было кого-то казнить — и казнили нас двоих, а тех оставили. Я считаю это абсолютно справедливым.

— Почему?

— По отношению ко мне это было справедливо. Если ты идешь против системы — очевидно наказание. А применимо ли оно к другому? То, что не наказали кого-то — это не моя проблема.

— У вас в жизни была какая-нибудь несправедливость?

— Нет. Все, что у нас есть — это то, что мы заслуживаем. Если ты что-то считаешь несправедливым, всегда можешь это исправить.

О причинах отсутствия независимости в стране и «чарке и шкварке»

— Я считаю, что у Беларуси был на удивление уникальный шанс. В конце XX века распалась империя, и мы впервые — скажу сейчас крамольную вещь — получили возможность построить собственное государство.

Все истории про ВКЛ, про БНР, просуществовавшую 2–3 года — это хорошо и замечательно. Но уникальный шанс построить самостоятельное государство у нас был именно после распада Советского Союза. Появилась возможность сформировать на карте мира дополнительно 15 государств. Такого в современной истории очень мало. Мы находились в уникальной ситуации, но скатились к мечте о дешевом энергоресурсе и ничегоделании. Я считаю, мы, к сожалению, до конца этим шансом не воспользовались.

Есть очень хороший фильм на эту тему — «Мандерлей» Триера, где очень четко сказано, что с падением рабства и смертью рабовладельца рабы не становятся свободными. Понимаете, мы не до конца, к сожалению, смогли сформировать независимую страну. Мы экономически полностью зависим. А раз так — то да, мы конституционно суверенны, но не самостоятельны.

К сожалению, нам это нравится. Не говорю за всех, но в большей степени нам это нравится. У нас основная мечта — чтобы нам кто-то в очередной раз что-то дал. Все переговоры, что мы ведем, о чем они? «Дайте нам что-то». Посмотрите, почему у нас плохо? Потому что мировой кризис, потому что нам что-то не дали, потому что закрыли рынки. То есть, все причины вне нас. Если происходит что-то хорошее, то это мы, а если плохое, то не от нас зависит.

Я скажу страшную штуку: лидер нации — это усредненный гражданин. На самом деле это правда — то, что мы имеем, мы хотим. Я разговаривал с бизнесменами еще в конце 90-х годов, и они мне сказали потрясающую штуку: «Это здорово, что мы так ведем бизнес. Потому что мы конкурируем не продуктом, а умением вести бизнес в Беларуси». Если сюда придут иностранные продукты, от нас не останется живого места. Но они не придут, потому что не умеют вести бизнес в этой стране. А мы можем производить все что угодно, потому что умеем производить и продавать именно в Беларуси.

Я не говорю про всех — я говорю о большинстве. Поэтому мы находимся там, где находимся. Могу рассказать удивительную жизненную историю об одном очень классном свойстве — низкой потребности беларусов в принципе.

Ведь на самом деле нас никто не обманывал. К нам пришли и сказали: «Наша задача — чарка и шкварка». Кто-то обещал икру, крабов, лобстеров и Мальдивы? Нет, чарка и шкварка. И мы сказали: «Окей». Из подтверждений этому: у меня делали одну работу два молодых человек лет так по 25-30. Делали просто великолепно, и за их работу я платил очень большие деньги. Но они приходили в 12 и уходили в три, и сидели у меня целый месяц. Я им сказал: «Если бы вы приходили в восемь и уходили в пять, вы бы ушли с деньгами за месяц через три или четыре дня. Вы представляете, сколько бы вы получали?». А они говорят: «Зачем?». Я говорю: «Как зачем — условно говоря, тысяча ведь хуже десяти тысяч». «Это смотря как посмотреть, — отвечают. — Вот смотри: мы приносим за месяц домой деньги, о которых мечтает любой беларус (условно, у нас мечта — по пятьсот, а они приносят две тысячи). За эти две тысячи жена меня боготворит. Она хвастает перед подругами, у которых по пятьсот не получается, покупает то, что считает нужным, тратит на своих детей. И я счастливый, и семья тоже. Если я начну работать по восемь часов в день — для меня что-нибудь изменится? Счастья мне не прибавится, но работать я стану в три раза больше. Объясни мне, зачем мне работать больше за одно и то же счастье?». На мою попытку сказать: «А может, вместо одной поездки в год в Египет вы будете ездить каждый месяц в мир» — последовал ответ: «А мне неинтересен мир и другой уровень познания. Мне нравится то, что я делаю, у меня маленький запрос. Я его удовлетворил и все».

У нас на самом деле очень низкий запрос. Когда у нас стало по 300, весь интернет пестрел темой, как выжить на 300, но ни разу — как заработать 700. И сейчас мы стремимся приспособиться к тому, что есть, и как только приспособимся, то — окей. Вот это с моей точки зрения, наверное, не очень правильно. Мы не амбициозны.

О молодежи

— Молодое поколение делится на две яркие части: с одной стороны, это люди, которые имеют потрясающие возможности и, к сожалению, пытаются уехать из страны, а с другой — люди, которые пытаются что-то активно делать. Но они стараются не пересекаться с государством. Я считаю, что это очень хорошая тенденция. Все новые веяния и технологии говорят о том, что сейчас возможности индивидуума стали намного шире без участия государства. <>

Но есть другая часть молодежи, от которой я в шоке. Я сам не видел, но говорят, что кто-то приходит и говорит: «У нас такое образование, которое нафиг нигде не нужно, кроме как в родной стране».

Была встреча руководителей с выпускниками, на которой было сказано, что «вы никому не нужны». Как вы себе представляете ситуацию, если б я сказал своим работникам: «Вы такие дебилы, что кроме «Белгазпромбанка» вы никому не нужны». Это же страшно! Но мы говорим, что наши люди с высшим образованием никому не нужны — только в этой стране, а потому «не уезжайте». Страна должны быть такая, чтобы из нее уезжать не хотелось.

О кумовстве

— Любой человек может мне написать, и для любого человека у меня готов ответ. Кто у нас недоступен? Я считаю, что это дикость, мое неконкурентное преимущество, если мне не могут сообщить какие-то идеи.

Если ты сегодня чего-то стоишь, то тебя ищут. Все супер-классные проекты — в акселераторах вроде Google и остальных. Супер-классные проекты не нуждаются в знакомствах. Спросите тех, кто в акселераторах, — они что, знают руководство? Да ни в жизни. Потому что принимают решение по идее, а не по знакомству.

Если твой проект туда не приняли — значит, он не очень хорош, и ты идешь на другой уровень акселераторов, например, Восточной Европы. Но опять же — там принимают по идее, а не по знакомству.

Если ты слабее или не тот профиль, то, наконец, доходишь до Беларуси или «Белгазпромбанка». Тебя не взяли в восемь других мест, и тут ты приходишь в банк и говоришь: «Возьми». Надо ж на такой случай личное знакомство с Бабарико иметь (смеется).

Я еще не видел, чтобы программисты, слесари, столяры с высочайшими компетенциями искали знакомств, чтобы устроиться на работу. Чем выше ваша компетенция, тем больше уровень. Чем ниже компетенция, тем уже круг людей, кому вы нужны. А когда у вас совсем нет компетенции, тогда приходит папа и просит: «Устройте сына на работу». Я всегда спрашиваю: «А куда сын хочет?» — «А сын уже никуда не хочет. Потому что отучился на международной экономическом факультете БГУ, знает два языка, а на работу не берут». Я спрашиваю: «А чего он тогда поступал?» — «Я ж его туда впихнул. Вообще, он с машинами хорошо разбирается, слесарь вот такой» — «А к нам куда? В кассу?» — «Да, нужна хоть какая работа».

Чем ниже компетенция, чем ниже стоимость, и тем важнее знакомство.

— Вы иногда так устраиваете своих знакомых?

— К сожалению, да. Но есть одна специфика, о которой я всегда говорю: попасть на работу в «Белгазпромбанк» по знакомству можно, но двигаться по карьере нельзя.

О государственном частном партнерстве в Беларуси

— Я слышал, как французы хвастались своей системой государственного частного партнерства, одной из лучших из построенных, где 30 % частного капитала, а 70 % — государственного.

Мы считаем, что наши проекты достойны партнерства. Когда мы развивали свои проекты в Арт-Беларусь, пришли и сказали: «Мы вернули в страну классную коллекцию, но нам не хватает помещения». Мы очень наивные, и слава богу, сохраняем это качество. Приходим к государству и говорим: «Смотри, как здорово, какие проекты, какие картины невероятной стоимости. Давай сделаем государственное частное партнерство» — «Ладно, окей» — «От нас — наши проекты и деньги, а ты здание» — «Здание? Хорошо. Купи». Но ведь государственное частное партнерство — это как бутерброд. Неважно, чья колбаса и чей хлеб, мы просто едим вместе. «Да, едим вместе, но колбаса и хлеб ваши». Я как-то расстроился по этому поводу. Пускай государственное частное партнерство будет не как во Франции: какая государственная доля в два раза больше частной — хотя бы одинаково. Но, видимо, пока недостойны. Поэтому были вынуждены купить здание самостоятельно

Об айтишниках

— Как была построена система образования в Союзе? Ты учился до восьмого класса. Там была первая точка отсечения. Если у тебя были знания и желание, тебя отправляли получать профессию — слесаря, водителя. Если у тебя не было желания овладевать профессией, то тебя поднимали в 9, 10 класс — на следующий уровень. То есть, давали больше знаний, расширяя твой кругозор и пока не давая профессию в руки.

Что теперь делают айтишники? Они приходят в восьмом классе и говорят: «Пацаны, кто хочет пятьсот долларов получать?». Берут лучших в 8 классе и дают им профессию в руки, не развивая кругозор и интеллект.

Для страны с точки зрения — получить в восьмом классе профессию айтишника или слесаря — разницы никакой нет. Но разница в том, что в Советском Союзе ты продолжал растить интеллектуальную элиту, а здесь ты выбрал интеллектуальную элиту, соблазнил ее деньгами и превращаешь в рабочий материал. Я не считаю, что это очень классно. Потому что мозг может впитывать знания только до 25 лет. Их нужно накачивать знанием, а не давать профессию в руки.

С точки зрения IT-компании у меня претензий нет. Они молодцы. Экономика не оперирует нравственными понятиями. Ребята приходят и говорят: «Им в 8 классе дали профессию, и они кодят, будут лучшими кодерами в стране». С точки зрения компании — да, это класс, а с точки зрения государства — сомнительное удовольствие.

И вторая история — с налогами. Айтишники платят 1 % с оборота, то есть с миллиардной выручки — 10 миллионов налогов (на деле около 10 % с оборота плюс косвенные отчисления в ФСЗН — прим. The Village Беларусь). Я считаю, что они молодцы — пролоббировали себе отличные льготы. Только еще бы совместить эти две вещи, и мы бы получили отличную страну.

Я всегда спрашиваю: IT-страна — это кто? С моей точки зрения, это когда все в стране оцифровано. Когда в поликлинике не надо вести карточку или или историю болезни — вот это IT-страна. А то, что 60 тысяч работает в IT-индустрии — ну не знаю, сомнительно. В сельском хозяйстве работает больше, но мы же не называем себя аграрной страной.

Я считаю, что проникновение IT во все сферы жизни — вот критерий IT-страны. Я не против отрасли — я просто сомневаюсь, что в существующем виде они сильно помогут Беларуси.

О жизни после потери жены

— Я это не пережил, я с этим живу, и это со мной осталось. Просто изменилась моя жизнь. Кино, которое я смотрел и формировал — это была история нас двоих, со звуком и цветом. Теперь звука и цвета не стало, осталось одно движение. Остался сюжет.

Жизнь просто потеряла краски, потому что эмоциональную составляющую моей жизни формировали она. У меня теперь нет эмоциональной составляющей. Или, во всяком случае, очень-очень мало.

О том, куда лучше вкладывать деньги

— За это меня накажет Национальный банк, но я все-таки расскажу. Я никогда не был финансовым советчиком, но считаю, что все-таки эта история правильная, потому что доказательств в моей жизни существовало много.

Деньги нужно дробить на три портфеля. Условно говоря, евро, доллар и беларуский рубль. Российский рубль я бы не принимал во внимание — это валюта, которая не находится на территории Республики Беларусь, и которую можно отнести к рисковым, спекулятивным и профессиональным.

Если вы хотите просто сохранить деньги, то я бы разделил их на евро-доллар в соотношении 50 на 50. Если вы еще хотите попытаться заработать, то я бы чуть уменьшил это соотношение доллар-евро до 40 на 20 и пробовал что-то делать с беларуским рублем.

Пока это наиболее консервативная стратегия сохранения денег — но не стратегия зарабатывания. Банковские вклады никогда не должны рассматриваться как элемент заработка. Они должны рассматриваться как элемент сохранения.

Обложка: UDF.by

Пока у нас отключены комментарии, обсудите текст на FB