В твиттере появился тред: девушка описывает, как в подростковом возрасте столкнулась с гиперопекой со стороны родителей, как ее третировали и как она приспособилась врать, чтобы избежать хотя бы части этой опеки. The Village Беларусь публикует ее опыт и дает комментарий психолога о том, нормально ли это, если родители не дают выйти из дома без присмотра.

Мой случай далеко не самый жесткий по сравнению с теми, что вообще бывает, но я чувствовала себя неизмеримо прокаженной по сравнению с моими ровесниками.

До 15 лет мне практически не разрешали гулять где-либо, кроме собственного двора. Каждый раз, когда друзья/одноклассники звали меня погулять В ЦЕНТРЕ города, мне приходилось пытаться как-то объясниться, почему я никогда с ними не гуляю. Я постоянно чувствовала за себя стыд.

Каждый раз, когда я отстаивала свои права, меня ждала очередная лекция о вездесущих маньяках и педофилах, которые на каждому шагу мерещились моему недоумку-отчиму и поддававшейся его параноидальному влиянию матушке.

Когда мне было 14 лет, я хотела впервые в жизни сходить в кино — без родителей, с подругой. Кинотеатр находился буквально в двух шагах от дома, но мне снова устроили скандал: либо я беру с собой еще и маму, либо не иду в кино вообще. Не стоит описывать то, насколько мне было стыдно за этот пунктик перед моей подругой в тот вечер.

Вплоть до конца 8 класса мне приходилось звонить маме каждый каждый раз, когда я прихожу и ухожу из школы — при том, что мой дом находится в 100 метрах от нее. Одноклассницы в открытую мне говорили, что это очень странно, поэтому я год стыдливо это скрывала, пока не взбунтовалась.

Мне постоянно ставили на телефон приложения для слежки и каждый раз, когда я ходила куда-то, не предупредив родителей звонком (например, в магазин в 20 метрах от школы, чтобы купить булку перед факультативом), дома меня ждали крики и наказание.

Наказанием было лишение телефона. Однажды таким образом в 13 лет я три месяца ходила с кнопочной «Нокией» и не могла пользоваться соцсетями. Этими же приложениями мне постоянно урезали времянахождение в телефоне. Мне дозволялось 1,5 часа в день, после чего единственной доступной для меня функцией были звонки — так отчим пытался не допустить у меня зависимости.

Мне не разрешали проводить время с друзьями, заставляли отчитываться за каждый пройденный метр, отбирали телефон. Знаете, каков результат? Ничего хорошего.

Я постоянно чувствовала себя странной, мне было стыдно перед сверстниками за себя и свою семью.

К 15-16 годам я совершенно не знала свой город и не имела понятия как добраться до остановки, находящейся от меня в 10 минутах ходьбы.

Мне было стыдно появляться на людях с семьей. Более того, мне до сих пор стыдно ходить где-то с мамой, и я с этим борюсь. Я знаю, что в этом ничего такого нет, но мне до сих пор мерещится, что люди вокруг считают меня из-за этого странной асоциальной «маменькиной дочкой».

Я научилась врать. Я систематически врала родителям; оставляла телефон с GPS в школе, когда хотела куда-нибудь сходить. Я врала им куда я иду, с кем я иду, зачем я иду. У меня до сих пор нет доверительных отношений с мамой. Она ничего не знает о моей настоящей жизни, хоть и пытается. Я врала буквально обо всем, что я делала, в итоге ложь превратилась в привычку, от которой я, к счастью, уже избавилась.

Думаете, меня уберегли от зависимости? Нет, зато теперь, когда мне дали свободу, я сижу в соцсетях просто огромнейшее нездоровое количество времени.

У меня до сих пор есть перманентная тревожность, страх того, что Большой Брат накажет меня за то, что я не сказала ему, что собираюсь заскочить в книжный магазин по дороге домой.

У меня появилась огромная нетерпимость к контролю надо мной. Я запросто могу выйти из себя, если кто-то начнет мне что-то указывать, говорить, что делать. Я выхожу из себя, даже когда просто сижу с подругой в кафе, а мама звонит узнать, где я и что я кушаю — по-другому реагировать не получается, хотя я и понимаю, что это просто интерес.

Я с детства стремилась к нормальному общению с детьми, но такой обрыв к доступу к социализации сделал из меня ленивого домоседа, который от безысходности, отчаянного желания общаться и стыда за свои «странности» забил на учебу и начал удаляться во всякие задротские штучки.

Итог: никакого доверия, нездоровая реакция на проявление интереса со стороны родителей, постоянное чувство стыда, ложь и неприспособленность к жизни. С некоторыми пунктами я уже справилась, с некоторыми — нет, но вывод один: детям нужно доверять и давать свободу.

«Гиперопека может привести даже к попыткам суицида»

Игорь Юдицкий

врач-психотерапевт, психиатр, клинический психолог

— Однозначно оценку, анализ, видение этой ситуации можно дать, только если встретиться отдельно с девушкой, отдельно с родителями, а потом еще вместе и с девушкой, и родителями — и посмотреть, что они будут говорить друг про друга. Иначе они будут так или иначе манипулировать через психолога или через интернет друг другом. 

Мы можем осуждать этих родителей, но ведь найдется много сотен и тысяч других родителей, которые прекрасно поймут родителей этой девочки. Подросткам хочется самостоятельности, хочется тусить с друзьями, ходить по клубам — и отдельные такие случаи могут приводить к страху родителей. А если родители сами по себе еще невротизированы — то, естественно, они в этом контроле перегибают палку.

Подростки очень любят жаловаться, выкладывать в интернет проблемы, и в силу невротичности они очень часто усугубляют ситуацию, чтобы прямо или косвенно оказать влияние на своих ближних. Подростки даже требуют у родителей, чтобы те их отвели на консультацию к психиатру или психологу, и в кабинете врача как талантливые актеры и актрисы разыгрывают прекрасные партии, и если врач неопытный, сочувствующий, он может повестись на эту игру. 

В таких случаях дети демонстрируют протестные формы поведения: демонстративно курят, делают татуировки, сбегают из дома и вообще делают то, что расстраивает родителей. Вплоть до суицидальных попыток. Я не говорю о завершенных суицидах, а именно о демонстративных попытках. Недавно у меня был случай: девушка села на перила балкона 10-го этажа и угрожала спрыгнуть, если родители подойдут ближе чем на метр. И девушка мне потом об этом рассказывала с улыбкой.

Такие ситуации надо обсуждать. Ребенок пытается защищать свои границы, либо, наоборот, наращивать, требовать большего. В эпоху консьюмеризма подростки требуют новых гаджетов, поездок в такие-то страны и так далее. И эти конфликты надо разрешать обсуждением. Когда ребенок сталкивается с непонятным для него агрессивным поведением родителей, он реагирует на несправедливость, он не может понять, что движет родителями. А родители-то думают, что они стараются на пользу ребенка, не понимая, что делают хуже. Говорят: вот дорастешь до нашего возраста, вот появятся свои дети… Именно поэтому нужно нейтральное участие: опытный врач, педагог или даже член семьи, опытный, старше по возрасту — бабушка, дедушка или, как это традиционно складывалось на наших землях, — крестный/крестная.

Если внутри семьи ребенку не на кого опереться, а дойти до психолога не получается, потому что родители даже в кино не отпускают без кого-либо из взрослых, — тогда надо обратиться к школьному психологу. Второй вариант — если родители действительно серьезно нарушают границы — ребенок может обратиться даже к участковому инспектору или позвонить в милицию — и будет направлен инспектор. Такие случаи были и в моей практике. Вот папа не позволял своей дочери — кстати, уже совершеннолетней — пойти вечером к парню, — и он порвал ей майку. Она позвонила в милицию, приехала инспекция, оформила акт. А поскольку в семье был еще и несовершеннолетний ребенок, то для родителей это вылилось в неприятную цепочку: стоять на учете, отчитываться… Вот таким образом эта девушка отвоевала свои права и, кстати, потом пошла учиться на психолога.

Обложка: Camille Brodard

Обсудите этот текст на Facebook