За последнее десятилетие Минск приобрел однотипную бежевую раскраску. В бледный оттенок охры у нас красят жилые здания, гостиницы, банки, торговые центры и даже пожарное депо. Из этого бежевого ряда выбиваются лишь некоторые строения вроде серебристой «Минск-Арены» или красно-зеленого Dana Mall. The Village Беларусь озаботился причинами такой любви к «минскому желтому» и обратился за ответом к архитектору Дмитрию Задорину, а заодно спросил у архитектора «Дома Чижа», почему он выбрал такой оттенок. Жыве Бежерусь!
Фотографии
Евгений Ерчак
«Бежевый — очень хорошо характеризует наш народ»
Здесь можно придумать много причин. Наиболее очевидная — что у нас в стране выпускают бежевый керамогранит. Видимо, кто-то из власть имущих обладает связями с директором завода. Насколько мне известно, этот материал не очень активно используется в Европе, это изобретение популярно в наших краях.















В природе ведь нет ярко-бежевого, это всегда приглушенный цвет. Тот же серый может варьироваться от почти белого до черного, а бежевый всегда находится в нейтральной середине. И это очень хорошо характеризует наш народ. Пару месяцев назад я увидел в частном секторе лужи — одновременно и замерзшие, и незамерзшие. И тогда я подумал, что 0 градусов — это идеальная беларуская температура, идеальное состояние в нашей природе, откуда черпаются в том числе и такие нейтральные цвета.
Мы сами не знаем, что в нашем климате хорошо работает. В Западной Европе с ее многолетними традициями строительства архитекторы понимают недостатки своего проектирования. Они в курсе, какая сторона может «цвести» — допустим, та, с которой постоянно идет дождь и не хватает солнца. У нас же, по моему, архитектурная технология в отношении фасадов находится на зачаточной стадии.
Наглядный пример — мой дом на Востоке. Он стал одним из первых, который в экспериментальном порядке сначала утепляли, а потом штукатурили. На тот момент я только учился, но все равно понимал, что ничем хорошим это не может закончиться. И да, потом вся эта штука «зацвела» и пошла плесенью.















Возможно, вентилируемый фасад с мягкой по цвету плиткой действительно будет более стабильным и неизменным. Кроме того, у всех пигментов есть такое понятие как цветостойкость. Чем «природнее» и натуральнее цвет, тем меньше вероятность, что он выгорит.
Что касается покраски бетонных стен, то, по моему, это варварство. Я помню, как в середине 2000-х огромные бетонные скульптуры в Брестской крепости красили серой половой краской. Кем нужно быть, чтобы до такого додуматься? Никакой необходимости в этом нет, это просто глупо. Я даже не могу сказать, как эти люди мыслят и что их побуждает к подобным действиям. Может, требование привести все в порядок. А можно это делать или нельзя, уже вторично.
Это наш подход к реконструкции. Пару лет назад мы посещали различные столицы бывших советских республик, и все обращали внимание, насколько хорошо в Минске сохранились здания. У нас нет стремления разрушать и уничтожать, а есть желание «привести в порядок». Но это не так и плохо. Покрашенное еще можно спасти, а вот снесенное, как «БелЭкспо», нет.













У нас есть ряд зданий примерно того же периода, которые просто обляпали: тот же «Белпромроект» охристого цвета или Минский лингвистический университет. Но, в принципе, если демонтировать все, что было налеплено в 2000-2010-х, то здания можно привести в первоначальный вид.
А вот ситуация с Домом радио гораздо сложнее — серое здание выкрасили бежевой краской, которую будет довольно сложно снять с бетонных стен. Мы обсуждали с архитектором Романом Забелло тактику реставрации минских зданий, и пришли к выводу, что основное наследие, которое мы бережем, — это «сталинки». Фокус в том, что реставрировать сталинские здания намного проще, так как технология более простая и привычная: есть кирпич, потом штукатурка, потом краска, и по этой штукатурке можно красить много раз, не снимая предыдущие слои. А модернистские здания, которые построены с применением новых, часто синтетических материалов, требуют особого подхода и уважения. И то, что произошло с Домом радио, в некотором плане является переносом тех техник реставрации, которые применяются для сталинских зданий.
Дом радио — здание из другой эпохи. Его строительство велось в конце 1950-х, то есть тогда, когда происходил отход от сталинской классической архитектуры, но еще не было понимания, какой должна быть новая архитектура. По сути, это очень упрощенный сталинский стиль. И по материалу оно уже не требует покраски.












Я всегда говорю, что Минск — город не получившийся. Он использовался для реализации многих градостроительных идей, однако эти идеи соответствовали эго правителей, но не соответствовали продолжительности их жизни. То есть, стиль построек планировали на 40 лет вперед, а потом приходил новый правитель, и все начиналось заново. И если сейчас все потихоньку окрасить в бежевый, город таким и останется.
Вся западная архитектура идет по пути извращения над собственными достижениями 90-х годов. Фактически, формальный язык постмодернизма, существовавший в 80-е, был отброшен уже в 90-е. И сейчас стоит задача больше выделиться.
Сейчас существует мода на несколько бежевых оттенков в одном флаконе. Например, первый этаж мы делаем ярко-желтым, средину — серо-бежевым, а верх — светло-бежевым, почти белым. Но это можно компенсировать формами, как мы видим на примере дома «У Троицкого».
В Советском Союзе наше типовое домостроение считалось лучшим. Однако на деле все было довольно ужасно, а потому Минск на этом фоне выглядел достаточно хорошо. По сути, по цветам Минск очень серый, даже в сравнении с другими городами. В той же Москве ранние хрущевки довольно яркие. А у нас произошло следующее: в середине 60-х годов мы решили прийти к новому типу отделки панельных зданий, так как ранее панели были плоскими, и их красили. Краска постоянно слезала, и было решено сделать основным типом отделки в Минске битый камень как раз-таки серого цвета.













Возможно, это и отложило в сознании горожан желание внести вариации — раскрасить серые дома. Но так как люди не могут придумать, какой цвет взять, то выбирают несколько оттенков бежевого.
Проблема не в цвете, а сумме разных факторов. Можно найти много других городов с сопоставимой палитрой оттенков. Проблема в другом — мы все делаем одинаково. Раньше были однотипные серые дома, а теперь мы их начали массово перекрашивать в бежевые. В итоге вариаций не появляется.
Стоит ли экспериментировать с цветами? Скажу честно, я боюсь. Причина — в красителях. В том же 75-м году, когда Минск получил призы за лучшее качество строительства в СССР, появилась статья, где говорилось, что яркие оттенки используются в городе только для оформления отдельных элементов, так как краски смываются спустя 2–3 года. С тех пор так и повелось. Да, мы можем покрасить дома в ярко-синий и зеленый, но через три года это все равно зарастет.














Мне кажется, очень большая проблема, что стилевым развитием застройки не занимаются архитекторы. Раньше, насколько бы это все не было отвратительно, архитекторы думали об ансамбле. А сейчас этого нет. Где-то, может, в Каменной горке об этом и подумали, но я этого не заметил. Там полный разнобой. Товарищ Шелковский из «Минскпроекта», который все это проектирует, постоянно говорит, что «мы смотрим в будущее». Не знаю, может, он и смотрит, но не заметно, как это отражается на архитектуре. Если стать посередине Каменной горки и посмотреть по сторонам, то, несмотря на пестрость красок, покажется, что все бежевое.
В Голландии, где я рос, существует древняя традиция кирпича, и никто не волнуется по поводу того, что «наша страна кирпичная». Но вот такого унылого однообразия все равно нет — архитекторы экспериментируют со смешением материалов и стилей. Поэтому, думаю, нам нужно прежде всего работать над разнообразием форм, а там уже и цвет подтянется.

Олег Ладкин
архитектор Дома «У Троицкого»
Дому «У Троицкого» нужно было сделать белый фасад. Когда был конкурс на цвет керамогранита, я поставил разным оттенкам оценки восемь, девять, десять. Я такой добрый человек, поставил все высокие оценки и белому цвету десятку дал. А при строительстве применили уже керамогранит на восемь или восемь с половиной баллов — бежевый. А что ты уже скажешь: высокую же оценку поставил. Надо было ставить тройку такому цвету.