26 марта 1992 года под рубрикой «Советская, 11, Овальный зал» газета «Рэспубліка» выпустила интервью с Александром Лукашенко. Александр Лукашенко тогда еще не был президентом (до выборов оставалось два с лишним года), а был лишь Народным депутатом Беларуси (избран в 1990 году). Он ответил на вопросы обозревателя газеты Николая Щербачени. The Village Беларусь сдул пыль с интервью в Национальной библиотеке Беларуси и узнал, ради чего Лукашенко пожертвовал научной карьерой.

— Александр Григорьевич, стоит кому-то из народных депутатов затронуть вас, и вы сразу бросаетесь в бой. Скажите: давать сдачи — это у вас в крови или вы не хотите быть мальчиком для битья?

— Если говорить откровенно, раньше я болезненно реагировал на выпады против себя. Сейчас немного поостыл, хотя не скажу, что колкостей поубавилось. Да я, собственно, на это и не рассчитываю: когда стоишь в центре — бьют и справа, и слева. Моя позиция, наверное, и предопределила такую политическую судьбу, хотя нисколько в этом не раскаиваюсь.

Меня порой упрекают в непостоянстве. В таких случаях я требую фактов. Их, как правило, у оппонентов нет. Человек непостоянен, когда утром требует частной собственности на землю, а вечером выступает против нее. Но, извините, если моя точка зрения по вопросу о земле совпадает с мнением парламентской оппозиции (я в самом деле сторонник хозяина на земле), а по проблеме армии — с позицией другой фракции, то это еще не значит, что я непостоянен.

Все почему-то хотят видеть меня «одноцветным». Но я таким никогда не был и не буду.

И тот политик, который не видит, кроме этих, других цветов, — не политик, а авантюрист. И чем больше власти окажется в его руках, тем он будет опаснее.

А теперь насчет «мальчика для битья». Однажды в парламенте я уже предупреждал, что им быть не намерен, и никогда не позволю кому-либо вытирать о меня ноги. Тем паче людям, которые сами довольно нечистоплотны в этом отношении.

— Раньше вы часто критиковали нынешний состав правительства, требовали отставки кабинета Кебича (Вячеслав Кебич, в 1990–1994 годах — Председатель Совета Министров БССР/Беларуси. — Прим. The Village Беларусь). Вспоминается ваша пламенная, можно сказать, зажигательная речь на прошлогодней летней сессии. В последнее время пыл ваших выступлений по этому поводу несколько угас. Чем это объяснить?

— Сразу оговорюсь: я тоже, как и многие из вас, хотел и хочу, чтобы скорее наступило улучшение. Вот смотрите: года полтора назад парламент принял программу перехода к рынку. Правительство выступило с соответствующей концепцией, и хотя в ней оказалось немало изъянов, я ее все же поддержал — это был наш единственный путь к спасению.

Вдруг, спустя несколько месяцев, то же правительство выдвигает новую программу — стабилизации экономики, — в которой явно просматривается меч диктатуры над народным хозяйством. Вспомните: тогда в обществе царила совершенно иная атмосфера, и надо было идти своей дорогой, а не плестись на поводу у соседних республик. Тем более, что наша предыдущая программа была согласована с ними. Дальше. Лидер республиканской партийной организации коммунистов требует на пленуме ЦК КПСС ввести в стране чрезвычайное положение. И после этого я понял: нам грозит откат к тому, что уже когда-то было. Зачем же тогда понадобилось все это лицемерие?

В то время я, еще не требуя отставки кабинета Кебича, сказал: «Если это последнее слово правительства, то такое правительство бесперспективно». Второй раз я резко выступил сразу после попытки августовского путча (попытка государственного переворота 18–21 августа 1991 года. — Прим. The Village Беларусь). Больше всего тогда меня возмутило, что люди, которые, по сути дела, загубили страну, вдруг выступили в роли миротворцев. А наше прежнее республиканское руководство никак не могло определиться, кого поддерживать. Тогда, выступая на сессии, я критиковал Дементея (Николай Дементей, до 25 августа 1991 года — Председатель Верховного Совета БССР; во время путча поддержал орган путчистов ГКЧП. — Прим. The Village Беларусь), упомянув через запятую и Кебича. И в то время был искренен в этом.

Но время идет, обстановка меняется. И политик свои шаги обязан соотносить с ситуацией в обществе, со временем, в котором живет. Я по-прежнему придерживаюсь мысли, что наше правительство во многом повинно в сегодняшней ситуации, но кто бы выиграл, если, скажем, Лукашенко, да и другие настаивали на его отставке? Уверен, никто.

Сегодня правительство, исходя из нынешнего состава Верховного Совета, законным путем заменить нельзя. Он ему отставки не даст. Спрашивается: какой смысл выдвигать нереальные лозунги? Дальше. Скажите: когда народ в опасности, когда любые ломки могут привести только к ухудшению обстановки, вправе ли народный депутат идти таким путем, даже если раньше и придерживался подобной точки зрения? Я себе этого, например, позволить не могу, а потому и сказал на митинге: есть время разбрасывать камни, но сейчас пришло время их собирать. Нам надо, может быть, даже войти в правительство, тем более, что Кебич готов к диалогу, и делать дело. Надо, повторяю, делать что-то конкретное.

— Вы, как мне кажется, были хороши и тем, кто ушел, и тем, кто пришел. Как вам это удавалось сделать?

— Вы, наверное, не совсем знакомы с моей более ранней биографией. А в ней очень много «сучков». Хорошим, как вы говорите, я стал в годы, когда перемены шли уже полным ходом. В этом, может быть, и мое счастье, что пришли такие времена. Кто знает, кем был бы я, если б не они.

Но опять же, то, что знает обо мне большинство, — это лишь видимость, взгляд сверху.

А если я вам скажу, что имею по партийной линии два выговора с занесением в учетную карточку, как вы на это отреагируете? И имею только потому, что не хотел молчать и угодничать перед начальством.

Меня чуть не исключили из партии уже в пору перестройки. И на бюро райкома вызвали, и выслушали мои объяснения, осталось зачитать только заготовленное накануне решение. А тут — звонок по «Искре» (была такая телефонная связь). Первый секретарь поднимает трубку: «Да… да… Здесь, у нас… Так точно». Затем кладет трубку: «Товарищи члены бюро, вы свободны. Александр Григорьевич, останьтесь. Вас приглашает Горбачев». Вот что меня спасло. А так бы, наверное, давно уже был бы брошен под гусеницы системы, несмотря на производственные достижения совхоза.

— Говорят, что в свое время у вас был сильный покровитель, благодаря которому вас и удалось поднять совхоз?

— Это, мне думается, от непонятной зависти. Кстати, подобные утверждения приходится слышать довольно часто: мол, помогли, вот и выбился в люди.

Начну, наверное, с того, что я совхоз далеко не поднял. При мне он только из убыточного превратился в прибыльный (Лукашенко стал директором совхоза «Городец» Шкловского района в марте 1987 года. — Прим. The Village Беларусь). А чтобы поднять его, ой еще сколько труда надо вложить.

Теперь о покровителе. Меня вырастила одна мать. Свою дорогу в жизни я пробивал сам. За уши меня никто не тянул, волосатой руки, увы, не было. Да, пришел я в этот совхоз по рекомендации бывшего первого секретаря Могилевского обкома партии Леонова (в 1994 году Лукашенко назначил Василия Леонова Министром сельского хозяйства; три года спустя тот был задержан и помещен под стражу, а Лукашенко обвинил его в причастности к убийству начальника Службы контроля президента по Могилевской области Евгения Миколуцкого и других уголовных преступлениях. — Прим. The Village Беларусь). Но повлияло на это решение то, что он тогда очень тесно работал с молодежью и знал меня. Леонов также рекомендовал поступить в сельхозакадемию (первое мое образование — учитель истории).

А знаете, чем мы взяли в хозяйстве — перестройкой экономических отношений. Сегодня совхоза как такового нет. Есть пять кооперативов, где зарплату начисляют бригадиры или, как их у нас называют, председатели кооперативов. Не стану углубляться в систему организации труда, одно только скажу — взяли мы только за счет нее. С полной ответственностью заявляю: если кто-нибудь найдет хоть одну копейку финансовой помощи хозяйству — я готов нести наказание по всей строгости.

Один дополнительный штрих. Когда мы начали перестраивать отношения, меня поддержали в республике. И в первую очередь тогдашний секретарь ЦК КПБ по сельскому хозяйству Николай Иванович Дементей. Мое знакомство с Горбачевым состоялось благодаря именно ему. Приезжал и Соколов (Ефрем Соколов, член Верховного Совета СССР, первый секретарь ЦК Компартии БССР. — Прим. The Village Беларусь). Интерес, проявленный сверху, сдерживал местных чиновников, и они, хотя меня и недолюбливали, но в то же время боялись откровенно ставить палки в колеса. Для нас это было равносильно помощи.

— Вы пять лет возглавляете совхоз, почти два года — в Верховном Совете. Скажите, что легче: руководить коллективом или работать в парламенте?

— Знаете, за последние пять лет я ни дня не отдыхал. И этим, думаю, сказано многое.

Везде нелегко — и в совхозе, и в Верховном Совете. Я даже затрудняюсь ответить, где тяжелее. Если бы в районе у меня было только хозяйство — ладно. Но когда я возвращаюсь туда — то приезжаю не просто в коллектив, а, прежде всего, к своим избирателям. Каждый вторник ко мне приходят до шестидесяти-семидесяти человек. Работать приходится без перерыва на обед.

Приезжаешь на сессию — здесь тоже не легче. Больше всего угнетает, когда видишь, какой тихой сапой парламент валит очередные, вызванные жизнью законы. Возьмите те же выборы председателей местных Советов, наведение элементарного порядка и дисциплины, реформирование власти. Ведь это же не я один — народ уже требует.

Короче говоря, тяжело и здесь, и там. Хотя, должен заметить, что сдаваться я не собираюсь.

— Вы говорите о трудностях работы в парламенте и хозяйстве, а сами чуть было не взвалили на себя еще одну не менее хлопотную обязанность — фермерство. Что все-таки вынудило вас отказаться от земельного надела?

— Вопрос здесь не в земле, а в том, что разговоры о моем так называемом фермерстве — это чистая политика, проводимая людьми, которые видят во мне конкурента. А еще точнее, как они говорят, — потенциального противника, стремясь любыми средствами его опорочить. Они до этого уже успели сделать меня партократом. Продолжением целенаправленной кампании стало и мое фермерство. А ведь у меня никогда не было даже акта, подписанного председателем райисполкома, на владение землей. Я никогда на той земле не работал.

Да, в феврале прошлого года, через несколько дней после принятия Закона «О крестьянском хозяйстве» я написал заявление с просьбой о выделении мне земли. Почему на это решился? Повторяю: я сторонник настоящих хозяев на земле, а фермеры такими могут стать (хотя я и не придерживаюсь сегодняшней политики, направленной на развал колхозов и совхозов). И их прослойка в деревне должна постепенно расти. Вот для того, чтобы дать толчок этому процессу в своем округе, я и решился на подобный шаг.

Мои два сына восприняли его очень хорошо. Но земли я не получал, техникой не обзавелся. зато шум вокруг меня какой подняли! Лукашенко, мол, занимается чуть ли не «прихватизацией». Естественно, все подавалось в соответствующей политической окраске. Я понял, что допустил ошибку, дав повод для подобных утверждений. Чтобы покончить с такими разговорами, отказался от надела.

Что же касается упомянутой вами третьей обязанности, тут было бы однозначно: либо Лукашенко — фермер, либо — директор совхоза. У нас в хозяйстве сейчас двадцать фермеров — и все, как говорится, на своих хлебах.

Со временем я обязательно вернусь к земле. Я ведь туда сознательно пришел, пожертвовав научной карьерой.

Были и другие предложения, но меня тянуло к селу. И я стану там работать хотя бы ради того, чтобы доказать: фермерство может уживаться и неплохо чувствовать себя рядом с колхозами и совхозами. Поверьте, бизнес не терпит насилия, которое сегодня породили мы. Ему необходимо спокойствие.

— Что вы делаете в первую очередь, когда возвращаетесь домой: посвящаете время семье, отдыхаете, занимаетесь хозяйственными делами?

— Сразу, конечно, приходится окунаться в проблемы хозяйства. Совхоз стал камнем преткновения, и мои оппоненты стремятся повернуть любые неурядицы против меня. Да и без этого проблем, откровенно говоря, много. Иногда подумываю, чтобы оставить работу в хозяйстве и заняться, как говорят, чистой политикой. Мое частое отсутствие, конечно же, отражается на коллективе. Я это вижу, и потому сразу же по приезде стараюсь продвинуть хотя бы те вопросы, решение которых лежит на мне.

Выходной для меня — полдня в воскресенье, когда мы с детьми идем в баню (на момент выхода интервью сыну Виктору было 16 лет, Дмитрию — 12. — Прим. The Village Беларусь). Но и последняя на то время превращается в «политический центр».

Зная, что сегодня придет Лукашенко, там собираются десятки людей — и начинаются, как я их называю, «политические баталии без штанов».

Больше, к сожалению, свободного времени у меня нет.

— Планируете ли вы баллотироваться в Верховный Совет республики во второй раз?

— Окончательно решение созреет, наверное, позже, хотя раньше я не думал выставлять свою кандидатуру на новые выборы. Но когда на меня начались нападки, я, как человек очень любимый, сказал: нет, уступать не стану.

В 1993 году в Верховном Совете Беларуси создали комиссию для изучения деятельности коммерческих структур при органах власти, — ее стали называть антикоррупционной. Главой комиссии назначили Лукашенко. В декабре он выступил с докладом о результатах деятельности комиссии, а в «Советской Белоруссии» напечатали выдержки из него и большое интервью с Лукашенко. После этого, отмечают исследователи, начался взлет политической карьеры Лукашенко, и в 1994 году он становится Президентом.

Обложка: Reuters

Обсудите этот текст на Facebook