Пожалуй, Тракторный поселок — одно из последних мест в Минске, сохранившее историю и колорит прошлого. В свое время район считался символом возрождения послевоенного города, а теперь двухэтажные здания, названные чиновниками «морально и физически устаревшими», идут под снос. The Village Беларусь прогулялся по Тракторогороду вместе с его жителем, культурологом и публицистом Максимом Жбанковым, чтобы словить исчезающую красоту.

Текст

Тамара Колос

Фотографии

СЕРГЕЙ ГУДИЛИН

Дом на Кошевого «с дикой зеленью» на фасаде

Прежде чем купить квартиру в этом доме, мы долго искали подходящее жилье, но ничего хорошего не находили. Дело в том, что для меня очень важно то, что я вижу и через что прохожу каждый день. Мне нужна внутренняя гармония, комфортная среда.

И когда мы пришли в этот дом после года мучительных поисков, то даже о цене не успели договориться. Мне было достаточно просто зайти и подняться в подъезд, чтобы понять — да, из этого может что-то выйти.

Дом прекрасный, хотя, конечно, невозможно не обратить внимание на его абсолютно идиотическую раскраску. Кто вообще предлагает эти бредовые краски для украшения фасада, понять не могу. Причем самое забавное, что на той стороне улицы все нормально. Мне объясняли, что там уже другой ЖЭС или что-то вроде того, у которого со вкусом немножко получше, чем у нашего. А здесь — бог знает что.

Меня спасает одно: я живу в этом доме и потому слабо вижу дикую зелень фасада из своего окна. Периодически у меня возникает желание купить грузовик краски и все здесь перекрасить по-своему. Вот зачем это розовое? К чему это зеленое? Ужасно! Но я рассматриваю это как позднюю интервенцию в уже сложившийся, устоявшийся и, на самом деле, очень симпатичный городской порядок. Потому что сейчас много говорят о городской среде, о том, как ее надо отстраивать и бороться. А тут возникает впечатление, что люди борются со средой, которая уже устоялась.

Похороны вора в законе на улице Кошевого

Здесь очень комфортная застройка, симпатичный внутренний рисунок района. Когда ко мне сюда приезжал Змитер Войтюшкевич, его первой реакцией было: «О, так у вас тут прямо Кройцберг!». Да, Тракторный поселок похож на абсолютно нормальную европейскую застройку, комфортную городскую среду. Потому что в Европе, в отличие от нашего подхода, думают ландшафтами, а не бюджетами и загадочными финансовыми вбросами арабских шейхов.

У нас же может быть все что угодно. Видите, за перекрестком зеленый дом? Раньше это была чистая готика, абсолютный Тим Бертон. Белый кирпич в окружении густых зарослей, красивейшая атмосфера. А потом провели ремонт — и все заштукатурили, закрасили, вырубили всю буйную зелень.

Вообще, район в умелых руках был бы очень красивым, ярким и энергичным. Но пока здесь только малоосвоенные территории и, на самом деле, довольно-таки задумчивое сонное население. Мне говорили, что в 80-х–начале 90-х здесь все было совсем по-другому. Например, на троллейбусном кольце в конце бульвара стояли таксисты, которые дрались за пассажиров. А в конце 80-х здесь хоронили вора в законе, и вот по этой улице шла толпа, которую не собирал ни один политический митинг.

Беззащитная красота Стахановской

Это район пролетарский, заводской — изначально он строился для рабочих и управленцев Тракторного завода. Например, наш дом, судя по всему, был элитным и достаточно красивым жильем для начальников. Но основная масса здесь была попроще — такие боевые ребята. Поговаривали, что район считался достаточно опасным. Попасть сюда случайному человеку было легко, вот выбраться — значительно сложнее.

Но, с другой стороны, мне Войтюшкевич рассказывал, что вот там, дальше по Стахановской, вон на том перекрестке, на рубеже 90-х и нулевых существовали веселые квартиры, где богема отрывалась по три–четыре дня. То есть ребята приходили, допустим, в пятницу и уходили в понедельник.

В принципе, вся эта застройка, с одной стороны — европейская. А с другой — очень комфортная и свойская. Просто приятно пройтись по улице и посмотреть вокруг. Таких мест в Минске очень мало, я могу их по пальцам пересчитать: Осмоловка, Тракторный, окрестности метро «Пролетарская» и район Автозавода. Почему? Потому что это цельная сталинская застройка, которая, в отличие от нынешней, выделялась определенным чувством композиции и гармонии.

А вот здесь, на Стахановской, 16, довольно забавный объект. Изначально это была общественная баня, но потом она попала в руки людей с деньгами, и получился вот такой кошмарный микс. Потому я и говорю, что мне интересен данный район как пространство со своей внутренней музыкой, куда периодически вторгаются жуткие диссонансы вроде ужасной покраски и пластиковых балконов.

Тракторный поселок — красивое ретро, которое тихо разрушается. За ним никто толком не ухаживает, здесь периодически происходят какие-то дикие интервенции по типу высотки местной заводской поликлиники. Жуткая штамповка. Одно хорошо: она в глубине квартала. На самом деле, в этой территории есть не то чтобы чувство ностальгии — скорее, чувство уходящего. Никто не может гарантировать того, что завтра сюда не приедут бульдозеры и не снесут все напрочь. Просто потому, что кто-то лет через 10 решит построить здесь казино.

Это все — беззащитная красота. То, что в принципе не может само себя защитить. Потому что местные — в основном люди старшего возраста или народ с простыми радостями типа винного магазина. Тут нет активной молодежи, по крайней мере я ее не вижу. И, честно говоря, ей здесь даже не за что зацепиться, потому что инфраструктуры банально нет. Вот сейчас у выхода из метро поставят новый киоск «БелСоюзПечать», и наконец-то на районе будет где приобрести кофе. Простите, почему в Брюсселе в семь утра я могу спокойно купить круассан и эспрессо через дорогу от дома, а здесь, в своем районе, это проблема?

Ампутация квартала

Снос Тракторного поселка — фактически ампутация, удаление частей из живого организма. Раньше вот этот квартал при его внутренней цельности было очень приятно обойти по периметру. Ты шел, и твой взгляд не спотыкался, а чувства не рвались на части. А теперь я знаю: если сверну вон туда, мне будет больно. Потому что я помню, как здесь было раньше.

И когда власти говорят, что район разрушается и его проще уничтожить, чем починить, у меня возникает вопрос: а кто-либо попытался его сохранить? Кто-то думал, как сделать его живым? «Нет, — отвечают, — мы посчитали это невыгодным». Кто считал, как считал? Покажите мне цифры!

Здесь — настоящая городская история, вот она, живая. Идешь по улице, и сердце поет, глаза радуются. А нам говорят, что двухэтажная застройка подлежит сносу, это все надо убрать, это все невыгодно и «есть интересы государства». Простите, в чем интересы государства? В том, что здесь живут люди и вы этих людей неизвестно когда и куда перебросите? А кто-нибудь этих людей спросил? Попробовал сделать жизнь лучше прямо здесь? Вот, посмотрите на этот ампутированный кусок. Часть квартала просто была уничтожена вчистую этим летом.

Да, стоит признать, что район пустоватый. Никто не занимается его развитием и комплексным продвижением в принципе. Отношение властей, я бы сказал, активно-безразличное: «Пока стоит — и ладно, а потом, когда начнет разрушаться, мы пригоним бульдозеры и все снесем». Но на самом деле городскую среду нужно подпитывать, в нее необходимо вкладываться и просто любить.

Я обожаю этот район при всей его странности: с одной стороны, как видите, здесь стоит сталинская застройка, а с другой уже брежневки. Во всей этой парадоксальности есть своя гармония. Я с ужасом ожидаю, что вон на том пустыре построят двенадцатиэтажку или какой-нибудь гипермаркет, казино либо спа. Это все — реальные перспективы, которые пока останавливает, по словам местных властей, только отсутствие прямого инвестора, готового вложиться. Вы понимаете: человека с деньгами еще нет, а они уже все разобрали и зачистили под корень! Почему? Потому что пустырь легче продать, типа «мы уже все подготовили».

Старая застройка мешает властям, потому что не приносит денег, а требует вложений. А, простите, история вложений не требует? А культура? Вся культура — затратная вещь. Если ты не Мик Джаггер и не Сергей Михалок, то не сможешь жить за свой счет, тебе потребуется поддержка.

Конечно, чиновники с людьми не говорят. И когда мы пытаемся — пробовали по крайней мере сказать, что мы тоже имеем некое право решать, — нам отвечали, что все решено, и с 2007 года есть утвержденный план. Странное дело: мы сюда вкладываемся, покупаем жилье, но не имеем права голоса. Причем не только мы одни — я знаю, что сюда сейчас приезжают жить художники, литераторы, те, кто ценит неброскую красоту и комфортную городскую среду. Они готовы сюда въезжать, но их надо позвать и создать условия.

Пустота дома с русалками

Вот, смотрите, пустое пространство в доме с русалками. Здесь может быть кафе или галерея, библиотека либо медиахаб. Между прочим, почему-то все считают, что русалки — тоже из старой застройки. На самом деле нет. Когда магазин появился уже где-то в 1990-х, хозяева сделали эту штуку сами. Отличный пример неагрессивной интервенции! Люди приехали сюда и повелись на эту волну, стилистику, сделали то, что, в принципе, ей соразмерно. А знаете, почему магазин стоит пустой? Потому что люди бегут отсюда. Нет никаких гарантий, что через месяц или через год они останутся на этом месте и им не скажут «выметайтесь».

Штука в том, что публичное поле, в котором мы существуем, — и это очень важно — оказывается абсолютно незащищенным. Случай с Осмоловкой — единичная удача. Даже и не удача — отсрочка. Просто власти решили немного подождать со сносом.

То же самое и здесь. Я так понимаю, что сейчас в Тракторном поселке снос тормознули просто потому, что в очередной раз кончилось бабло или рабочих перевели на какой-то горящий объект. И мы живем от отсрочки до отсрочки, от торможения до торможения.

В чем реальный смысл такого рода районов? Это действительно трудно объяснить нашим чиновникам, потому что они мыслят бюджетом, резолюциями, циркулярами, декретами. Они говорят: «Нет исторической ценности». А чем она измеряется? Если коллективной памятью, то Тракторогород весьма значим.

Застывшая музыка Тракторного поселка

Банальные сравнения, но городская среда как музыка. В музыке каждая нотка связана с другой и создает гармонию. И когда я пытаюсь понять, почему эта окружающая обстановка кажется мне гармоничной, то вижу причину в том, что архитектор думал музыкой, а не отдельными нотами. Так сейчас в Минске не строят. Зато появляется рядом с цирком жуткий бункер, впаивают в низкую застройку катастрофичный «дом Чижа».

Мне очень нравится цельность и комфортность района. Кроме того, у меня здесь присутствуют личные сантименты: на Кошевого жила моя первая любовь, и тем летом я провожал ее сюда чуть ли не каждую ночь.

Еще одна точка силы и моих сантиментов — ДК Минского тракторного завода, где уже бог знает сколько лет собирается клуб филофонистов. Туда я тоже ездил регулярно со всех моих прежних адресов. Сначала ребята обменивались винилом, потом стали приходить с CD, затем снова с винилом. Эта музыкантская и околомузыкантская среда, клуб своих, которые живут на одной волне и питаются общими вайбами — такое славное неформальное объединение, как говорили во времена Горбачева.

Самый естественный вариант — креативный кластер. Раз с Октябрьской получилось, то, в принципе, может получиться и здесь. Потому что среда сама по себе выгодна: малая застройка, внутренняя созвучность архитектуры, масса цокольных и низовых помещений, которые ждут новых ярких хозяев. Но для этого должна быть программа спасения района. А пока мы видим только его убийство.

Нам говорят: «Вы где живете? На Кошевого? Не волнуйтесь, мы вас не тронем. Оставим общий фасад района, а все остальное уберем». Все, что меньше трех этажей, подлежит зачистке и уборке. И что тогда останется? Это очень жуткая штука. Потому что у нас и так старого города осталось очень мало. А здесь, получается, даже то, что осталось, назначено непригодным для сохранения. И это жутко обидно, потому что я-то приехал сюда жить, а не под бульдозер бросаться.

Активное меньшинство и усталое большинство

Очень хорошо помню, как на рубеже 1990-х по трамвайной линии катились рабочие демонстрации: я шел по улице у маргаринового завода и увидел, что транспорт стоит. Потому что рабочие перекрыли движение и сидят на крышах трамваев, как в какой-то Франции или Каталонии. Были такие моменты, когда люди могли подниматься, потому что им реально было скверно, больно и трудно жить. И эпоха была другой: казалось, что можно всем собраться, рвануть — и завтра наступит хорошее будущее.

А сейчас больше апатии. И настоящих буйных и активных в общем-то здесь практически не осталось. Нужно создавать новое активное меньшинство и разговаривать с усталым большинством, доказывать им, что бороться за район имеет смысл. Потому что когда мы пытаемся разговаривать с пожилыми людьми, объясняем, что надо что-то делать, слышим в ответ: «Мы ж, наверное, уже ничего не сможем. Они ж, наверное, уже все решили…». Такой странный микс сантиментов и обреченной меланхолии. И чувство безысходности имеет шансы быть перебитым только альтернативным планом.

Меня удручает, что на карте городской активности в Минске — разноцветная Осмоловка, бурный центр, а в Тракторном поселке все тихо и спокойно. Будто ничего страшного и не происходит. Но на самом-то деле происходит!

И это нужно сделать заметным, важным, привлечь внимание не только местных жителей. Потому что речь не о Тракторном, а о том, что они делают с нашим городом

Знаете, как были снесены дома? Сначала власти отселили людей, и здания стояли абсолютно пустым год или полтора, медленно разрушались. То есть квартал снесли, когда уже никто не мог за него постоять. Теперь ситуация другая: на улицах, предназначенных под снос, еще живут люди. К ним так просто с бульдозерами не придешь, придется искать компромисс. Очень важно, чтобы разговор был по существу и с четко сформулированным пакетом требований. И мы еще посмотрим, чем все это кончится.

Крики, песни, обнимашки

Обратите внимание: стадион СК «Трактор» используется для игры в городки — абсолютно нормальное развлечение пролетариев 1930–50-х годов. Летом собираются все эти серьезные мужики и азартно разбивают фигуры. Такого в Минске я не видел нигде, абсолютно уникальное место! Осколок давно отжившей эпохи.

Тракторный поселок — это еще и законсервированная цельная среда советского периода. Вы посмотрите, как застроена зона троллейбусного кольца (разветвление улиц Кошевого, Грицевца, бульвара Тракторостроителей). Здесь все гармонично, созвучно и просчитано.

Среда формирует определенную манеру движения и принципы поведения. То есть, если есть площадка — значит, приходят те, кто играет здесь в городки. Стоит футбольное поле — значит, сюда приходят странные футбольные команды, которые орут друг на друга так, будто все они каталонцы и собираются прямо сейчас объявить независимость.

Альтернативное будущее советского прошлого

С уходящей натурой поселка история такая: мы можем справиться сами, если попытаемся выразить общие настроения и общую волю. Потому что вся эта локальная застройка для местных властей — большая проблема и обуза. Им проще все зачистить и построить высотки. А доказывать, объяснять и показывать альтернативные варианты они в общем-то не обязаны. И вот это уже наша задача. Если мы хотим остаться здесь жить, то должны сами расписать альтернативные сценарии будущего и постараться, чтобы их заметили.

Когда выходишь вечером из метро, шагаешь по бульвару мимо этих хорошо подогретых парней, то, как ни странно, не чувствуешь никакого напряга либо конфликта

Вон там, на углу, возле ресторана, летом стоит выездная пивнушка, что-то типа летнего шатра, где пятничными вечерами собираются пролетарии. Там и крики, и песни, и обнимашки. Ребята существуют на своей внутренней шансонной волне, между собой что-то перетирают, но при этом они не агрессивны и вполне самодостаточны.

Когда выходишь вечером из метро, шагаешь по бульвару мимо этих хорошо подогретых парней, то, как ни странно, не чувствуешь никакого напряга либо конфликта. Потому что они отдельные и ты отдельный. Это почти европейская ситуация, когда инаковость каждого остается заметной и безопасной для другого. Очень любопытная штука. Той агрессивности, о которой мне говорили те, кто жил или работал здесь прежде, сейчас нет.

Кстати, к вопросу об интервенции: кто их научил так обсекать деревья? Почему в Варшаве и Берлине высокие деревья никому не мешают, почему в Будапеште прекрасные старые бульвары, а к нам регулярно приходят с ножницами? И отсутствие асфальта тоже играет свою роль. Как думаете, сколько лет лесенке, ведущей от стадиона к бульвару Тракторостроителей? Подозреваю, что ее за пять десятилетий просто залатали немножко, и на этом все. У нас рассыпается крыльцо в подъезде. И мне кажется, проще самому купить цемент и его забетонировать, чем искать ответственных. Хоть зови в соседи Мотольку. Он уже пообещал: заселюсь — и положат асфальт. Но где на все тракторные взять столько мотолек?

Я не хочу надеяться исключительно на Антона. Потому что, как показывает опыт, главная надежда всегда — это ты сам. Здесь живут люди разных возрастов, которые готовы что-то делать для района и которым не все равно. Но гражданская активность — это затратно. И те силы, то время, которые можно потратить на нормальный заработок, чтобы съездить, например, в Португалию, ты будешь вынужден тратить на организационную работу. Вкладываться в место, где живешь, благородная миссия. Но это немного другая игра, и я четко понимаю, что не все к ней готовы.

Когда я говорю «Мотолько», то вижу перед собой нормального молодого энерджайзера. Яркого, очень моторного, и это прекрасно. Но ждать, пока он прилетит на голубом вертолете и сделает нам хорошую жизнь — смешно и глупо. Будем действовать сами. Больше, наверное, и некому.