Ёсць пытанне«Звучит ужасно, но как повезет»: Что еще может грозить Беларуси за поддержку войны в Украине
Все на самом деле не так однозначно
Война России в Украине затягивается, Путин проводит масштабнейшую мобилизацию, которая свидетельствует, что российская армия выдыхается и позорный конец Кремля как никогда близок. В связи с этим все чаще встает вопрос: а какую ответственность понесет Беларусь за то, что режим Лукашенко поддержал путинскую войну? Вместе с экспертом разбиралось сообщество PLACOÜKA.
PLACOÜKA — это молодое беларуское сообщество, рассказывающее о смелых инициативах. В этот раз в проблемах и последствиях соучастия Беларуси в войне помогала разбираться военный историк София Широгорова.
Беларусь считается соучастником в войне или нет?
— Идет война и, по сути, Беларусь в ней является соучастником. Но в весеннем докладе ОБСЕ было сказано, что Беларусь не является участником военной агрессии по отношению к Украине. А кем сейчас считается Беларусь с точки зрения истории?
— В истории нет конкретных паттернов, как определять — соучастник или не соучастник. Многое зависит от итога. Как будут распределены роли, кто как себя покажет в конце войны. Есть очень много примеров: та же Франция, которая во время Второй мировой была марионеточным государством, поддерживающим Гитлера, но в итоге вошла в состав стран-победительниц. Потому что Черчилль настоял на включении Франции в блок победителей, хотя это вызывало вопросы у всех, кроме самого Черчилля. Другой пример — Финляндия. Сперва воевала на стороне Франции и Британии против СССР (имеется в виду финская война, когда Англия и Франция поставляли Финляндии военную технику), потом поддержала вторжение Германии и воевала на ее стороне до 1944 года, когда срочно вышла из войны и даже взяла в плен немцев, вместе с которыми воевала до этого. Да, в итоге финнам пришлось помириться с СССР и отдать земли, потерянные еще в Зимней войне, но на этом все — серьезного наказания Финляндия не понесла.
— То есть, беларусам просто нужно поменять сторону в какой-то момент?
— Да, самая работающая тактика — это поменять сторону. Румыния так сделала в конце Второй мировой. Ее король даже получил советские ордена (да, это вселенная, которую мы заслужили). Такое решение избавляет государство от груза вины.
— Согласно документам — Беларусь не агрессор, так как наземные войска больше не идут через нас в Украину. Однако недавно снова начались более активные обстрелы с территории Беларуси, получается, мы снова агрессор?
— Юристы, занимающиеся международным правом, здесь бы поспорили. Беларуская армия не участвует во вторжении — значит, не агрессор. Обстрелы ведутся с территории страны — значит, агрессор. Так это зафиксировано в международном праве. Но в данной ситуации более важен моральный вопрос: если беларуское правительство выступило соучастником и Беларусь тоже — так это и будет рассматриваться.
Будет ли Беларусь платить репарации Украине, когда та победит?
— В истории по-разному складывалась ситуация с выплатой репараций. Как это регулируется?
— К сожалению, четких критериев нет. Есть очевидные моменты: Германия — главный агрессор [второй мировой войны], и она должна платить. А с небольшими странами важную роль играет политический аспект. К примеру, Австрия не платила. Да, ее оккупировали, но многие австрийцы вступали в СС и принимали участие в военных преступлениях. Но у них даже на уровне исторической памяти сформировалась позиция, что они — жертвы войны.
Другой пример: та же Германия после Первой мировой. Страны Антанты выпускают программный список требований, которые Германия должна выполнить для того, чтобы с ней считались и разговаривали после войны (речь про 14 пунктов Вильсона — документ, разработанный президентом США Вудро Вильсоном для завершения войны). Одним из условий является демократизация Германии. Происходит Ноябрьская революция, немцы свергли кайзера, который начал войну, свергли тех людей, которые ее вели, выгнали военных, которые хотят ее продолжать, у власти теперь социал-демократы, которые два года требовали завершить войну — посмотрите, мы теперь другая страна. Немцы были уверены, что благодаря революции им все простят: а) они выполнили 14 пунктов, б) они сами всех уже наказали. Но в итоге все решили, что страна и нация — равнозначны и эту новую Германию наказали. Так что тут — звучит ужасно — как повезет.
Беларусь можно называть «оккупированной» или нет?
— Сейчас часто ведется речь о том, что Беларусь оккупирована. Это пока не юридический термин, которого пытается добиться беларуская оппозиция в изгнании — а, скорее, политики, активисты, пассионарные граждане в разговорах используют эту формулировку как аргумент. И советник США писал в твиттере, что считает Беларусь оккупированной. Можно так считать или нет?
— С формальной точки зрения оккупация — это как в Херсоне, например. Войска стоят на территории города, есть управляющие городом от стороны захватчика, в Беларуси же этого нет. Есть очень важный вопрос политической зависимости, но он другой. Эту ситуацию можно сравнить с Австрией во время Второй мировой.
— Поляки утверждают, что СССР оккупировал Польшу после Второй мировой войны, с Беларусью сейчас схожая ситуация. То есть, мы можем сказать, что Польша не была оккупирована?
— Если бы в 1945-м поляки могли сами выбирать себе правительство — они бы выбрали правительство в изгнании (Правительство Сикорского, премьер-министра, министра военных и внутренних дел, главы Польских Вооруженных Сил, которое в 1939 году покинуло Польшу и руководило движением сопротивления, в основном, из Лондона). Но СССР оставил свои войска в Польше, раздавил подполье, уничтожил бойцов армии Крайовой: их везли в Москву, судили там и расстреливали (Армия Крайова — подпольная польская военная организация, основа Польского сопротивления времен ВМВ). По сути, советы провели зачистку страны и начали строить в ней свою однопартийную диктатуру. И армия находилась там. Даже когда в Польше не было большого количества советских войск, всегда было ощущение, что в случае чего их введут так же быстро, как в Будапешт в 1956-м или в Прагу в 1968-м (речь о Будапештской осени и Пражской весне — периодах демократизации и отклонения от социалистического курса в Венгерской и Чехословацкой ССР, завершенных вводом войск СССР в эти страны). То есть, военная угроза СССР в Польше присутствует изначально и сохраняется впоследствии, так что ситуации разные. Возможно, в итоге международное сообщество и признает Беларусь оккупированной.
— Недавно была годовщина операции «Дунай» (вторжения войск СССР, Польши и других стран организации Варшавского договора в Прагу в 1968-м). Это тоже что-то другое, чем наше участие в войне в Украине?
— После того, как Польша перестала быть советской, поляки приносил свои извинения. Они чувствуют вину за это. А чехословацкое общество в начале вторжения воспринимало поляков адекватно, так как понимало, что Польша оккупирована. Пока была надежда договориться, чехи позволяли себе различать, что вот, есть Советы, которые заставили, и есть поляки — люди подневольные. Но после ужесточения вторжения, когда стало понятно, что Пражская весна проиграла — все люди на танках стали казаться одинаковыми. Тут очень похожая ситуация. В начале войны украинцы тоже помнили протесты 2020 года в Беларуси, но после усиления обстрелов отношение изменилось. И это закономерный процесс радикализации во время войны.
Беларусам по итогу зачлось бы активное сопротивление втягиванию страны в войну?
— Сейчас часто взывают к беларускому обществу: выходите на митинги, сопротивляйтесь. А рассматривается ли фактор сопротивления в итоге, при распределении тех же репараций, итогов войны?
— Сопротивление, зачастую, это история провалов. Есть точечные воодушевляющие истории, но они не противоречат общей картине. Югославия — единственный такой пример во время Второй мировой. Много факторов сложилось, но, по сути, страна освободила сама себя. И уже нельзя решать ее судьбу за ее спиной, строить в стране колхозы и социалистический строй. В Польше в то же время было второе по численности движение сопротивления. Да, была попытка освободить столицу — Варшавское восстание 1944 года — но она провалилась. Да, сопротивление повлияло на ход войны, но не смогло победить. И в итоге союзники не поддержали армию Крайову, а отдали судьбу Польши в руки Сталина. Югославия и Польша — это редкие примеры многочисленного движения сопротивления, целые армии со своими подразделениями и формой. В основном, отряды сопротивления немногочисленны. В той же Франции было всего 50 тысяч. Потому что это страшно, это опасно. Немногие готовы сразу погибнуть за свою страну.
— Получается, то, что беларусы не готовы выходить на митинги, подрывать рельсы и так далее — это, скорее, норма, чем нет?
— У беларусов уже есть опыт сопротивления в 2020-м. И это очень серьезный удар. Одно дело выступать, когда у вас есть надежда и нет отрицательного опыта, нет избитых и репрессированных, а другое, когда вы уже раздроблены и вам из этого состояния нужно собраться и что-то делать.
— Так может, нам и не нужно было выходить в 2020-м, с исторической точки зрения? Проигранная революция — это страшно или нет?
— Проигранная революция — это, конечно, страшно, но, начиная революцию, ты никогда не знаешь, будет она проиграна или нет. Я из России, и мы часто слышим такие упреки и сами думаем, а был ли смысл выходить в 2011-м, в 2014-м году, если все равно мы проиграли? Смысл был. Мне сложно ответить, как историку, я скатываюсь в личный опыт.
И все же: момент гибели империи сложно предсказать. В большой исторической перспективе то, что сейчас нами воспринимается как поражение, потом может показаться началом победы. Даже неудавшиеся революции позволяют многого добиться. Например, революция 1905 года. Она не добилась свержения царя, но был создан парламент. Появилось гражданское общество, лидеры этого общества. Они друг друга увидели — ага, нас много. Возник опыт политической борьбы. Никогда не надо мыслить в масштабах одно года, двух лет — вот чему учит изучение истории.
— Можно сравнить 2020-й год в Беларуси с Пражской весной?
— Лидеры бархатной революции — люди из 1968-го года (Бархатная революция — серия мирных протестов в Чехословакии в 1989 году, которая привела к свержению социалистического строя). Вацлав Гавел — первый президент Чехии — был активистом Пражской весны. Он не уехал после ее разгрома, провел в стране период «нормализации», когда казалось, что диктатура СССР — навсегда. Этот период он использует как время для анализа общества, диссидентской и правозащитной работы. У него были знакомые, которые понимали, чего хотят: в 1968-м они хотели социализма с человеческим лицом, а оказалось, что лица у него и вовсе нет и нужно строить демократию. Мы видим, как внутри этого болота нормализации возникают демократические кружки, которые к концу 80-х уже готовы бороться снова. То есть в исторической перспективе пражская весна победила. Возможно, однажды так можно будет сказать и про 2020-й год в Беларуси.
Помогите нам выполнять нашу работу — говорить правду. Поддержите нас на Patreon
и получите крутой мерч
Обсудите этот текст на Facebook
Подпишитесь на наши Instagram и Telegram!
Обложка: @gm_collage