Меркаванне«Хочет освободить места в тюрьмах для других людей»: Эксперты объяснили, зачем Лукашенко амнистия

 — Власти анонсировали амнистию. Исходя из сказанного генпрокурором, более 8.000 человек подпадут под нее, многие будут освобождены из мест лишения свободы.

В связи с новостью про амнистию звучат разные мнения. Есть и те, кто говорит про «сдержанный оптимизм» или даже видит признаки «либерализации».

Безусловно, можно приветствовать то, что какие-то люди будут освобождены. Но общественных лидеров и наиболее заметных участников событий 2020 это не коснется.

Не ищите скрытые смыслы. Амнистия проводится, чтобы освободить места в тюрьмах. Чтобы на эти места поместить других людей. Так что никаких намеков на либерализацию.

Признаки либерализации можно будет констатировать тогда, когда без всяких анонсов освободят Эдуарда Бабарико, который рекордный срок — вот уже более двух лет — в отсутствие преступления содержится под стражей без приговора суда, и адвоката Максима Знака, об обязанности немедленно освободить которого давно имеется решение специальной процедуры ООН.

 — Есть надежда на эту условно объявленную амнистию, что каким-то образом Лукашенко подпишет облегчение приговоров. Но я смотрю на этом со сдержанным пессимизмом.

Хотелось бы надеяться на то, что эта амнистия затронет и политзаключенных. Конечно, я сомневаюсь, что на волю выйдут ключевые политические игроки, начиная с Виктора Бабарико и заканчивая Павлом Северинцем — тех, кто, по сущности, был двигателем того политического кризиса, который возник в 2020 году. Скорее, эта амнистия будет касаться рядовых участников политических процессов: активистов редакторов чатов, тех, кто критиковал Лукашенко и так называемых силовиков. Все-таки мы видим, что тюрьмы переполнены, и, возможно, какая-то часть может попасть в список амнистированных, чтобы Лукашенко показал, что он прощает тех, кто признался, раскаялся и т.д. Он и раньше об этом говорил, в так называемом «списке Воскресенского» больше ста человек, которые должны были написать покаянные письма к Лукашенко, признать вину, а, может, и начать работать на систему. Но этого до конца не произошло, там было выпущено несколько человек, но, в целом, это не привело к остановке репрессий. С того времени прошел почти год, а пружина репрессий только сжимается. Люди вынуждены убегать, даже те, кто до последнего надеялся остаться в Беларуси.

Репрессии коснулись интеллектуального сообщества. Лебедок, Владимир Мацкевич, Костюгова, — все это сообщество остается под давлением политических репрессий, и, к сожалению, эта внутренняя политика не остановится. Не верю я в добрую душу и волю Лукашенко, потому что, еще раз подчеркну, он понимает, что перевернуть страницу, начать с чистого листа и вернуться в ситуацию перед выборами 2020 года не получится.

Думаю, что [в списке амнистированных] ни одного более-менее знакового имени не будет. Другой момент. Все мы помним, какие условные амнистии были во времена Сталина и после его смерти, так называемый «список Ворошилова», когда, в большинстве, освободили только уголовников. […] Тут может быть то же самое. Для условно обычных людей, и даже своих поклонников, показать, что есть враги государства, и их нельзя прощать, — а есть те, кто виноват в мелких коррупционных, экономических делах, — ну, их можно пожалеть и выпустить. К сожалению, на массовую амнистию по отношению к политзаключенным в условиях террора и репрессий [рассчитывать не приходится].

Еще один важный психологический момент. Лукашенко всегда боится показать, что он слабый. И боится, что амнистия будет воспринята как его слабость, что он испугался, что денег нет, что он готов на диалог… Мыслей о том, что амнистией он показывает свою силу, у него не возникает — он смотрит на это в той парадигме, что это слабость. Такова структура логики людей, которые стоят во власти. Какая-то уступка, какое-то проявление слабости — потому он и требует этих признаний, чтобы морально сломать людей, чтобы заставить их подчиняться своей воле. Другой логики, другого подхода он не то что не принимает, — у него ее в голове просто нет. Он действует только исключительно с позиции силы и только исключительно для демонстрации этой силы. Когда он уверен, что это не усиливает его позицию силы, — он воспринимает это как слабость.

[Настоящая] амнистия, остановка репрессий и террора могли бы для Лукашенко упростить ситуацию, смягчить кризис, конфликт. Но он не думает в этом направлении, поэтому, скорее, амнистия будет формальной и поверхностной, если вообще можно будет назвать это амнистией.

 — Делать широкие жесты в отношении политических противников Александр Лукашенко не собирается. Не только потому, что милосердие — мягко говоря, не его стиль. Здесь рулит инстинкт политического самосохранения. Освобождение знаковых борцов против режима наверняка подняло бы дух всех, кто хочет его смены.

[…]

Заметим, что на совещании был сделан акцент не на помиловании политических противников, что практиковалось ранее, а всего лишь на вероятной амнистии (и прежде всего отнюдь не для «политических»). Под нее могут попасть только некоторые (скорее всего, довольно узкие) категории людей, осужденных по политическим мотивам. И это не означает, что они быстро выйдут на волю. Иным могут лишь скостить срок, смягчить наказание.

При этом Лукашенко подчеркнул два момента. Во-первых, речь может идти сугубо о тех, кто совершил «незначительные преступления, включая деяния протестной направленности». Действительно, многих схватили за сущие пустяки, кто-то попал под замес совсем случайно. За счет послабления таким гражданам власти могут показать всю широту своей души к казенному Дню народного единства.

При этом понятно, что таким крупным фигурам политической борьбы, как Виктор Бабарико, Сергей Тихановский, Николай Статкевич, Мария Колесникова, Павел Северинец, милость правителя априори пока не светит.

Во-вторых, по его словам, «проявить снисхождение» можно в том случае, «если эти люди раскаялись, встали на путь исправления, полностью загладили свою вину». Генпрокурор Андрей Швед дал понять, что некоторых «экстремистов» могут и помиловать, но, вновь-таки, только если они раскаются и обратятся с такой просьбой к Лукашенко. То есть от них требуется еще и посыпать голову пеплом. Приползти на коленях, говоря языком самого Лукашенко. Чего от сильных духом, гордых личностей, дорожащих своей политической и просто человеческой репутацией, власти наверняка не дождутся.

Таким образом, амнистия, судя по всему, затронет лишь некоторое количество отнюдь не главных участников протестов.

К широким жестам в отношении убежденных политических противников Лукашенко явно не готов. Во-первых, по той причине, что выход на свободу знаковых фигур протеста окрылит тех, кто хочет смены режима.

Во-вторых, и сами знаковые фигуры в случае освобождения вряд ли станут сидеть сложа руки. Трудно себе представить, что лидеры борьбы, известные волей и мужеством, скажут: хватит, настрадались, больше в политику ни ногой, будем тише воды ниже травы. Noblesse oblige.

В-третьих, широкий жест такого рода был бы, мягко говоря, не понят силовиками (да и другой номенклатурой, уже изрядно запачкавшей себя репрессиями). Мы, мол, себя не жалели, наводя порядок, зачищая страну от всяких «отморозков», а они опять разгуливают на свободе. Сегодня их выпустили, а завтра, чего доброго, уже они нас поволокут в суд.

Правителю же нужна полная преданность силовиков и всей вертикали. Потому в этих когортах нужно поддерживать уверенность, что они делают правое дело, что для этого все средства хороши и что за любые подлости и зверства в отношении «отморозков» ни один такой служака не понесет наказания.

Наконец, в-четвертых, глава режима — скажем дипломатично — по натуре не из тех, кто склонен прощать. Другое дело, что раньше были моменты, когда он считал политически целесообразным делать ходы под маркой гуманизма по отношению к оппонентам.

[…]

Но еще раз в ту же реку правитель войти уже не может. Раньше политзаключенных были единицы, максимум (сразу после выборов-2010) — десятки. Теперь их число, по данным правозащитников, давно перевалило за тысячу, и это далеко не полный список.

Количество перешло в качество. Если освобождать лишь небольшую часть — это не впечатлит Запад. Освобождать всех — это значит поставить под угрозу только-только зацементированную чудовищными репрессиями внутриполитическую ситуацию.

Да и то Запад не разгонится отменять санкции. В частности, потому, что Минск наказан и за соучастие в агрессии против Украины. А уж против Кремля Лукашенко пойти никак не может.

[…]

Может ли Лукашенко в какой-то ситуации пойти на массовый выпуск из тюрем своих политических врагов? Наверное, это возможно лишь в том случае, когда его система затрещит по швам (что вероятно, например, в случае резкого ослабления России).

Но, во-первых, пока далеко не та ситуация. А во-вторых, если представить себе, что режим реально шатается, то большой вопрос, станут ли тогда сильно торговаться с его вождем.

 — Пока рано делать далеко идущие выводы об амнистии. Она может оказаться пшиком, затронуть только мизерную часть политзаключенных или означать не освобождение, а какое-то сокращение срока или перевод на более легкую форму наказания (из колонии на «химию») кого-то из них. Кроме того, очевидно, что своих политических противников (Бабарико, Колесникова, Знак, Тихановский, Статкевич и т.д.) Лукашенко оставит сидеть.

Но также ясно, что он делает шаг, который идет в диссонанс со всей вербальной активностью его силовиков и пропагандистов до сих пор. Генпрокурор Швед даже выдал странный коммент, в котором заявил, что его ведомство было против, и с досадой перечислил, какие ужасные люди теперь будут ходить с патриотами по одним улицам.

Чтобы не сильно расстраивать ястребов, Лукашенко сразу же «сбалансировал» решение об амнистии другими репрессивными инициативами: лишением гражданства политэмигрантов и реестром носителей «карты поляка».

Но ведь мог не делать этого совсем. А значит, посчитал, что есть какой-то другой интерес, который бы это оправдывал. Адресата у амнистии чисто теоретически может быть два — народ (чтобы показать милосердие и кого-то успокоить) и Запад (чтобы улучшить отношения, снять санкции).

Первое объяснение кажется абсолютно нелогичным. Нет ни одного признака, что Лукашенко считает нужным идти на уступки обществу или как-то разрядить обстановку в стране через амнистию. Иначе решение было бы более комплексным, параллельно репрессии бы сворачивались, а не продолжали нарастать.

Остается второе. Лукашенко что-то нужно от Запада. Я бы сказал, что, если амнистия, как все того и ждут, будет ограниченной и не приведет к освобождению самых известных политзаключенных, то никакой серьезной разморозки не будет.

За снятие любых санкций в ЕС должен быть консенсус. И даже если бы Венгрия или Италия могли бы закинуть такую идею после частичной амнистии, Польша и Литва бы ее заблокировали сразу же. А вероятнее всего, никто даже и не поставит это на голосование сейчас, пока Минск соучаствует в войне.

Но Лукашенко все равно хочет протестировать этот вопрос, рискуя оставить силовиков недовольными. А значит уровень боли от санкций таков, что Минск, как и несколько раз прежде в своей истории, решает пойти на уступку без того, чтобы Запад моргнул первым.

Если амнистия не окажется полной бутафорией и на свободу реально выйдут сотни людей (и дай им бог, это в любом случае хорошая новость), это будет очень сочный привет всем, кто говорит, что санкции никогда и ничего не добиваются с белорусской властью.

 — Не сказал бы, что это что-то новое. Это просто риторика, которая максимально приблизилась к имплементации. Высказывания про «заблудших», о том, что «вам нужно раскаяться», возвращаться на коленях» — это все мы уже видели на протяжении последнего года, если не больше.

В этом смысле высказывания Лукашенко абсолютно не поменялись. Просто сейчас они обретают какое-то юридическое очертание. То же самое и с разговорами о тех, кого «мы будем возвращать», а кого — нет, у кого «заберем гражданство», а кому — оставим.

Критерии были такими же: кто вредит государству, «враги», «террористы», «против народа и за санкции»… Короче говоря, здесь тоже ничего нового.

Почему сейчас? Это можно было сделать и на полгода раньше, и на полгода позже. Просто сейчас они решили, что пришел момент.

Самое важное, на мой взгляд: мы не знаем реально, что власти планируют делать. Они сказали много всего, в том числе про 8.000 человек, которые попадут под амнистию.

Предыдущая амнистия в Беларуси была в декабре 2020 года. Под нее попало 11 тысяч человек. Сколько там было политических?

Точно так и сейчас. Швед озвучил количество, и, кажется, что сейчас всех освободят и заживем, как в 2019-м. Но этого не будет. Полагаю, что большая часть амнистий (не знаю, какой точно процент) будет связана не с политикой.

При этом, нюанс амнистий еще заключается в том, что это далеко не всегда подразумевает освобождение. Люди могут переводиться на домашнюю «химию», например. То есть могут поменяться условия отбывания наказания. А кому-то могут скостить срок.

 — Во-первых, те, кто более умные, уже поняли, что перегибать палку не нужно и что политика наконец-то будет меняться. А, во-вторых, это сигнал для Запада.

Сейчас вот-вот закончится суд по Автуховичу, завершился резонансный процесс по Федуте, Костусеву и Зенковичу, поэтому на этом фоне нужно давать обратный сигнал. Причем этот сигнал от официального Минска будет даваться с позиции сильного. Сигнал как для общества, так и для внешних наблюдателей. Но такой диалог совсем не означает, что его эффект будет быстрым.

Еще один ключевой момент — касательно количества [политзаключенных] и знаковых фигур среди них. Поскольку процесс затянулся, не стоит рассчитывать, что массово выйдут почти все осужденные, и в том числе ключевые фигуры.

Если в окружении Лукашенко люди умные, то несколько таких фигур они амнистируют. Если же разума не хватает, а думать так есть основания, то из знаковых статусных политзаключенных выпустят не более одного.

Остальные — это те, кто получил до 4-5 лет и половину срока уже отсидели и могли уже подаваться на условно-досрочное освобождение. Соответственно, часть из этих людей будут выпускать.

А если брать политические статьи, по которым беларуские правозащитники признают наличие около 1.200 политзаключенных (но реально сидит около 2-3 тысяч), то можно рассчитывать на то, что выйдет где-то в пределах 500 человек. Среди них, естественно, будут журналисты, дворовые активисты и другие; но еще раз: это далеко не все.

Это «торговля головами», что для официального Минска привычный механизм, так как в меньших размерах торговали головами и раньше. Это не есть демократия. Попытка упростить общество и вытеснить каким-то образом всех недовольных и сбиться в формат БССР 1980-х, где есть колхозники, которые слушают, а на всех остальных плевать, — это уже не получится. То есть, попробовали и увидели, что из этого пользы не будет. Это означает, что идея примитивизации общества и подгонки его под архаичную систему не сработала. А алгоритма, каким образом меняться и менять формат работы на будущее, в окружении Лукашенко пока что нет.

Амнистия — это просто один из механизмов, но он не имеет никакой конечной цели, это просто проходной период, — а дальше уже будут думать и решать, что делать.

Амнистия, скорее всего, коснется тех, кто под статьей, но сотрудничает с режимом для того, чтобы начать работать в политическом поле без судимости. Например, «снимаем судимость — а ты создавай партию и иди в Парламент». На этих людей тоже следует обращать внимание, потому что с ними будут работать.