Саша — не только санитар, он еще художник и писатель. Саша рассказал The Village Беларусь о работе в морге, своем искусстве и отношении к смерти, но попросил изменить имя, чтобы в морге не заругали.

Текст

Валерия Боровец

Обложка

Маша Шишова

О работе в морге

Сейчас я работаю в минской галерее администратором. До этого почти пятнадцать лет проработал санитаром морга, и сейчас подумываю вернуться. Начинал с патологоанатомического бюро — туда я пришел без опыта. Сначала свободных вакансий не было, сказали ждать. Через четыре месяца пришел в отдел кадров, а там говорят: «Как удачно ты зашел, у нас как раз санитар повесился». Так я попал на его место, и мне там понравилось, познакомился с классными людьми. Например, Олег Климченко — прекрасный был человек, он меня всему научил. Он еще играл на бас-гитаре в группе Litvintroll, прямо на концерте и помер: настраивал гитару — бах! — сердце остановилось. Директор морга мне сказал, что пока в руках пилу не подержишь — не поймешь, останешься работать или не сможешь. Ну взял я пилу, попилил, порезал — меня это ни разу не тронуло. Не могу назвать это каким-то феерическим событием — я от этого ни балдею, ни страдаю.

Пока в руках пилу не подержишь — не поймешь, останешься работать или не сможешь

Когда набрался опыта, пошел работать в службу судмедэкспертизы, туда просто так не берут. От обычного морга она отличается тем, что находится не при больничке, а при отделении милиции. Привозят тех, кто умер насильственной смертью. Каких-то ярких случаев не припомню, были всякие: повешенники, утопленники... Работа меня включает: прохожу, читаю историю, немного сопереживаю, понимаю, что скоро и я, и мои близкие окажутся в этой палате. Это помогает включаться в жизнь, а не проживать ее без остроты, неосознанно. Мне это зачем-то обязательно нужно, как ежедневная пощечина — «помрешь ты скоро», — иначе я не верю. . Отношение к жизни меняется, к смерти – нет. У меня вообще нет к смерти никакого отношения, я же эти трупы не ем.

Уже тысячу трупов вскрыл, но так и не нашел доказательства того, что и я смертен

Работа санитара чисто механическая, это вообще быдлядская профессия. Врач — голова, санитар — руки. Провожу полосное вскрытие, вскрытие черепа, извлекаю органы (потом патологоанатомы, судмедэксперты с этим разбираются), поливаю формалином, тампонирую, зашиваю, готовлю тело к выдаче родственникам: положил, одел, загримировал. Короче, режу и шью. У меня и погоняло такое было — Портной!

Картина художника Саши (имя изменено)

Работаю две ночные смены в неделю. В остальное время занимаюсь искусством. Был бы я сторожем — получал бы в два раза меньше за те же часы. В соотношении время/деньги моя работа — оптимальный вариант: много свободного времени и на краски хватает.

Доплата за вредные условия труда в морге – это неплохая часть зарплаты. Например, формалин, которым обрабатывают тела – крайне ядовит. При вдыхании он разрушает печень и со временем может вызвать цирроз. Был случай, когда один из работников случайно выпил его вместо воды. Формалин не пахнет, пока не вступит в реакцию с воздухом, поэтому в бутылке перепутать просто. Потом увозили на скорой с ожогом стенок пищевода. Кроме того, на вскрытии можно запросто уколоться, порезаться – есть риск заразиться от умершего СПИДом или чем угодно еще. А туберкулез и гепатит здесь – что-то вроде профессиональных заболеваний. Масками пользуемся редко, неудобно в них весь день ходить, да и непрактично.

Не буду врать, дело не только в графике и зарплате. Прежде всего для меня важна эта крайность. Каждый день сталкиваться с тем, что всё вокруг конечно. Мы ведь до конца не верим, что смертны. И я до сих пор не верю. Уже тысячу трупов вскрыл, но так и не нашел доказательства того, что и я смертен. Трогает только эта внезапность. Вот привезли недавно человека, которого машина сбила недалеко от Немиги, у него и какие-то вещи с собой были... Чувак, наверное, вышел из дома продуктов купить на ужин, а через полчаса он уже на столе ждет вскрытия.

туберкулез и гепатит здесь – что-то вроде профессиональных заболеваний

Ночью работы немного. Хорошо, если пять трупов за смену привезут. Поэтому времени свободного достаточно — можно поспать. Не спится — сажусь писать прозу. Ночной санитар работает один, да там и нечего делать толпой, а к утру уже подтягиваются медэксперты, патологоанатомы, дневные санитары, тканевики… На вскрытии всегда присутствует три человека – санитар, медрегистратор и судмедэксперт или патологоанатом, в зависимости от того, где проходит вскрытие. Патологоанатомы изучают только больничные трупы, судмедэксперты – криминал. Люди в этой сфере заняты самые разные, как и везде. Не чудаки, не умалишенные — обычные. Часто приходят всей семьей, работают династиями

О работе художника

Мое призвание — это искусство, а работа — только средство. В своих картинах я использую ритуальные образы, объекты, относящиеся к погребальной традиции, рисую и трупы, и расчлененку. Но мои картины не о смерти, и проза моя не о смерти — это все о любви. Просто люди привыкли дальше картинки не видеть: увидел кровь и пошел дальше. Смерть — это тоже только средство. Да, меня привлекают такие образы: кладбища, елочки, оградки — еще с детства мне это было интересно. Когда пишу картину, пользуюсь знакомыми и близкими образами. А жил бы я в Африке — рисовал бы пальмы и бананы, только от этого ничего бы не поменялось, смысл остался бы тем же. Это все о любви, меня кроме любви ничего больше не интересует.

Люди, как правило, этой любви в моих картинах не видят. Иногда выходят на меня персонажи чернодушные, сатанисты какие-нибудь, которым нравится вот эта вся кровища и они думают, будто мы с ними братья по разуму. Меня это злит, мои работы не такие, они не черные. Но я и рисую не для того, чтобы кому-то что-то показать. Ты ведь не рожаешь ребенка для того, чтобы потом ходить и хвастаться им, — это какой-то крутейший пик обывательства, искусство делается не так и не для этого. Вот Литвинова показала в кино врача, который в труп зашил бычок — банальнейшая вещь, а обыватель сразу кипятком нассал: это ж надо, сигарету в труп засунуть, как же так… На самом деле никакого шика в этом нет: покурил — не на пол же бросать этот окурок — бросил в труп, перчатки снял — туда же, ветошью протампонировал горло — тряпки там оставил. Мозг обратно в череп тоже никто не запихивает, там тряпки. Если ты в этом поварился, то тебя этот образ не тронет, а для обывателя смерть интересна, привлекательна, но за ней он мало что может рассмотреть.

Картина художника Саши (имя изменено)

Я рисую, потому что мне это нужно, как поесть, — без этого как-то не комильфо. А цели донести что-то нет, мы ведь все смертные — так какой в этом смысл? Понять искусство может только творец. Я бы мог собрать людей, показать, объяснить, но лучше, когда человек рожден с этим пониманием. Как-то в ДК друг сделал мою выставку, туда ходила такая женщина, блаженная, причем каждый день, а потом оставила отзыв: «В Ваших картинах есть любовь!» Наверное, чтобы понимать искусство, нужно быть немножко блаженным.

Сейчас стал моден этакий «АРТ», и все, что с ним связано: арт-объект, арт-пространство… Это не совсем искусство, это ремесло интеллектуального порядка. Я занимаю контрпозицию по отношению к этой сфере: постигаю мир не рациумом, а душой. Я как спортсмен, которому некогда заниматься чем-то другим, только работаю и отдыхаю. Три-четыре часа в день пишу, пять — рисую картины. Для меня важно каждый день работать, что-то создавать. Если просидел смену в галерее — считай, профилонил — на следующий день нужно сделать больше. Я и уснуть могу только в двух случаях: если хорошо поработал или стакан водки выпил перед сном. Кошмары снятся все равно, но я хотя бы сплю.

Покурил — не на пол же бросать этот окурок — бросил в труп, перчатки снял — туда же

Картина художника Саши (имя изменено)

Меня категорически удивляет, когда чьи-нибудь картины кочуют с одной выставки на другую или как некоторые художники умудряются написать работу для определенного проекта. Это творчество. Творческие люди — это прекрасные люди, но, к сожалению, они больше творчески тусуются, чем работают. А искусство — это врожденное качество, очень болезненное и совершенно нефункциональное, как горб, поэтому и заниматься им, и чувствовать его могут только единицы.