Асабiсты вопыт«Мы вас сейчас будем расстреливать»: Беларусы рассказали, как силовики имитировали смертную казнь
Тупые шуточки силовиков

Максиму спецназовцы положили гранату в трусы и сказали, что она сейчас взорвется. Влада поставили на колени лицом к стене, и омоновец командным голосом сообщил: «Сейчас мы вас будем расстреливать». Женщину вывели перед строем вооруженных людей, сказали, что сейчас будут по ним стрелять, и дали команду бежать. Радио «Свобода» собрало истории людей, которые подверглись «расстрелу понарошку», но думали, что все по-настоящему.
Все эти люди живы, потому что это была имитация казни. Такое истязание силовики применяли не только после выборов 2020 года, но и раньше. Учат ли такому специально? Чего хотят добиться силовики такой имитацией? Как этот опыт отражается на психике? Возможно ли будет привлечь за такое к ответственности? Журналисты собрали истории и реакции пострадавших, комментарии психотерапевтов с полезным лайфхакам и оценки правозащитника.
«О чем я думал перед смертью?»
Максима (имя изменено по просьбе собеседника) задержали 11 августа в Минске около торгового центра «Рига» после полуночи. По его словам, в тот вечер в этом месте никаких жестких стычек с баррикадами, сражений между протестующими и силовиками не было. Был инцидент, когда кто-то бросил в сторону бусиков пару пустых бутылок и банку с краской. Но это было задолго до того, как протестующих начали хватать.

— Было уже около 12 часов ночи. Люди постепенно расходились. Осталось, наверное, человек 200. И тут мы увидели колонну автозаков, которые остановились на перекрестке, и из них начали выпрыгивать омоновцы. Одновременно с этим на людей двинулись силовики, которые все это время находились вдоль дороги в бусике и наблюдали. Мы решили, что это спецподразделение «Алмаз», потому что люди были вооружены автоматами, боевыми гранатами, полностью экипированные, выглядели так, будто собираются штурмовать здание. Форма была полностью черная, опознавательных знаков я не заметил, — рассказывает Максим.
По словам парня, силовики окружили «Ригу», задержанных клали на землю около магазина, на них бросали вещи. В одном из рюкзаков нашли банку с краской. И командир спецподразделения сделал вывод, что это рюкзак координатора. Пытаясь добиться признания, что Максим и есть координатор, офицер отдал его двум своим подчиненным.
— Они отвели меня от «Риги» — «туда, где нет камер», — рассказывает парень. — Когда я отказался признать, что это мой рюкзак и я координатор, они сказали: «Мы сейчас берем гранату, засовываем тебе ее в трусы, ты на ней подрываешься, мы говорим, что подорвался на неопознанном взрывном устройстве. Здесь нет камер, никто ничего не докажет, нас не накажут, а ты будешь в могиле». Я очень испугался: «Мужики, вы чего, какую-то херню творите».
Они положили меня на землю со связанными руками, достали боевую гранату, засунули ее в белье и отбежали примерно на 10 метров.
О чем я думал перед смертью? Ни о чем не думал, жизнь не пролетает перед глазами — наступает просто вакуум, все вокруг замирает…
Через несколько секунд спецназовцы вернулись, достали гранату, начали меня бить в пах с криками, чтобы признавался, и снова угрожали, что убьют.

Максима пометили краской, из-за чего его неоднократно и жестоко били, перебрасывая из автозака в автозак. В результате — более 10 швов на голове, ЧМТ, отбитые ноги, повреждена барабанная перепонка. Сейчас Максим за пределами Беларуси.
«Конечно, я травмирован этим опытом. Меня пытались убить, я так это вижу. И это не произошло только потому, что им просто не повезло», — говорит пострадавший.
«Я сознавал, что меня могут расстрелять»
Влада (имя изменено по просьбе собеседника) омоновцы схватили 10 августа поздней ночью на пустынной улице в Минске в районе «Белой вежи», когда он возвращался из бара. Как рассказал Влад, его просто ударили по ногам, подхватили за руки и бросили в бус, который был уже переполнен: люди сидели один на другом. Там его неоднократно били шокером за помощь тем, кому стало плохо. Примерно около 3-4 часов ночи задержанных привезли в Октябрьское РУВД.

— Нас поставили перед забором на колени. Сзади стояли машины с включенными фарами. Мы видели перед собой только стену и тени омоновцев, которые ходили рядом в своих черных ботинках и щитках. Они периодически кого-то били, всячески самоутверждались. Это было страшно. Выглядело, как в фильмах про войну. Мрак, крик, вооруженные люди. Никто не знал, что с нами будет. Надежда на адекватное развитие событий исчезла. И в какой-то момент один омоновец громким командным голосом сказал: «Мы сейчас вас будем расстреливать».
Звуков затвора не было, это были просто слова. Но тогда было непонятно, до какого уровня перестала работать система. Я сознавал, что меня могут расстрелять. Как я это пережил? У меня, видимо, сработали защитные механизмы. А может, был просто шок. Но я отнесся к этому всему спокойно и скорее с любопытством.
«Я считаю до 10. Потом начнем стрелять. Бегите!»
Врач-психотерапевт Евгения Точицкая, которая в августе оказывала психологическую помощь пострадавшим, рассказала еще про один случай.
— Ко мне обратилась женщина, которую задержали в первые дни после президентских выборов. Она рассказала, что попала в автозак, ее били, особенно была повреждена нога, рядом с нею били других людей. И в какой-то момент ночью ее и еще несколько человек вывели из автозака на глухую улицу, поставили перед шеренгой людей в форме, у которых в руках была стрелковое оружие, какое — непонятно. И один из силовиков сказал: «Я считаю до 10. Потом начнем стрелять. Бегите!» — и улыбнулся. И они побежали, женщина хромала, но старалась двигаться как можно быстрее. По ее воспоминаниям, пока они бежали, сзади раздались выстрелы. Но, скорее всего, в воздух, потому что никого не ранило. Они убежали, догонять их никто не стал.
Женщина впервые в жизни столкнулась с такими нереальными вещами. Для нее это было очень страшно, шок. И она, безусловно, верила, что в нее будут стрелять, на розыгрыш это не было похоже».

Женщина обратилась за помощью не сразу, а через несколько недель. Психотерапевт отметила у нее нарушение адаптации: тревогу, бессонницу, страх выйти на улицу, депрессивную симптоматику, ощущения, что она не хозяйка своей жизни. По сведениям врача, пострадавшая покинула страну, решив, что в такой опасности больше находиться не будет.
Имитация расстрела — не ноу-хау силовиков
Оказалось, что имитация расстрела — не ноу-хау августа 2020 года. Эти пытки применяли и к протестующим, которых задержали ночью в последний день палаточного лагеря на Октябрьской площади 24 марта 2006 года. Среди задержанных был и известный правозащитник Олег Граблевский. 3 февраля 2021 года, уже после нашего разговора, его задержали. Правозащитники объявили его политзаключенным.

В 2006 году ему было 30 лет, и он прибыл на площадь защищать лагерь протестующих. Ночью их всех схватил ОМОН, по описании Олега — «космонавты во всем черном», забросили штабелями в автозак и привезли в ЦИП на Окрестина.
— После «коридора» омоновцев, через который нам нужно было пробежать, нас поставили около бетонной стены на улице. Какое-то время мы стояли с поднятыми руками лицом к стене. Людей было очень много, может 100, может больше. Я стоял в той части стены, где рядом было крыльцо, выход из них административного здания. Как раз на этот крыльцо вышло человек пять «космонавтов». И я услышал фразу: «Готовься!», щелчки затворов и «Пли!» или «Стреляй!» (сейчас уже плохо помню), и снова щелчки. Я видел, как рядом падали люди, теряя сознание. Помню, что упала женщина, мужчина сполз по стене.
Я не уверен, что задержанные, которые были много дальше от входа, слышали это. Но все, кто стоял рядом с дверью, слышали команды очень хорошо, потому что это было сказано повышенным, четким, командирским голосом. После этой имитации расстрела силовики посмеялись и ушли. А нас завели в здание, потом осудили на «сутки».
Как я это пережил? В момент «смертной казни» у меня не было острых ощущений. Я еще удивленно обернулся и увидел направленные на нас автоматы. Почему обернулся? Рефлекс: наверное, когда в тебя стреляют, решил я, нужно, чтобы это было в лицо. Я ясно сознавал, что теперь меня могут расстрелять. Но страха не было. Было скорее отупение от всего. К тому же у меня сильно болела спина от долгих стояний на защите лагеря, мне хотелось лишь одного — уменьшить боль. Как психотравму я этот эпизод тогда не воспринял, да и сейчас не воспринимаю».
Как это сказывается на психике?
— Имитация смерти — это невероятный уровень стресса для человеческой психики, — объясняет психотерапевт Евгения Точицкая. — Как это отзовется — зависит от индивидуальных особенностей личности. У кого-то может наступить даже посттравматическое стрессовое расстройство, а кто-то может справиться без тяжелых последствий. Вероятность того, что психика современного человека останется совсем неповрежденной, мала. Мы росли в довольно безопасных условиях, в обычной жизни мы не приспособлены к встрече с насильственной смертью и, хуже того, — с ожиданием ее неизбежности».

Какие последствия испытывают почти через полгода герои публикации?
— Когда иду по улице, я всегда осматриваюсь на сто метров вокруг себя, мозг работает в формате боевых действий, — говорит Максим. В те дни он не смог получить психологическую помощь, а теперь считает, что справится сам.
Влад в первые дни боялся выходить из дома. Но сильный страх длился, по его словам, около двух дней. А потом парень даже стал ходить на митинги, хотя до этого никогда на них не бывал. Выходил, несмотря на то, что когда видел рядом ОМОН, его начинало трясти от тревоги и страха.
— Когда я вышел из-за решетки и увидел женские цепи солидарности по всему городу, понял, что у народа есть реакция на то, что произошло, — я тогда расплакался первый раз. Все внутри загорелось, захотелось идти дальше. Флешбеки, кошмары меня не преследуют. Я знаком с депрессиями и думаю, что способен сам справиться с пережитым опытом. Но поскольку нет ощущения безопасности, в любом случае, когда я закончу здесь свои дела, то уеду, потому что слишком много стресса в бытовой жизни. Когда проходишь мимо правоохранительных органов и тебе некомфортно, это бред, — говорит Влад.
Как спасти свою психику? Советы гештальт-терапевта
— Имитация наказания — старинный вид пыток с целью сломить сопротивление человека, разрушить личность, ввести ее в глубокий психологический регресс — состояние зависимого, послушного, беззащитного ребенка, — объясняет гештальт-терапевт Василина Данилова. — Типичные реакции на такую угрозу — страх, вплоть до потери сознания и ослабления сфинктера кишечника и мочевого пузыря, а потом рвота; либо — сильное напряжение от ожидания смерти с подъемом артериального давления, сильным сердцебиением и сокращением мышц всех частей тела, что может привести к инсульту, инфаркту, кровоизлиянию в различные органы. Не говоря уже о разрушительных последствиях для психики с развитием посттравматического стрессового расстройства.
Человек, который пережил подобные пытки, в первые часы или дни может чувствовать себя обессиленным и подавленным, теряет ощущение себя как личности, дезориентирован. В зависимости от индивидуальной устойчивости кто-то может откатиться в развитии до состояния психологического младенца, в просторечии — «сойти с ума».

Но даже в такой экстремальной ситуации человек может спасти свою психику. На примере истории и анализа психологического состояния Олега Граблевского с его разрешения Василина Данилова рассказывает про один такой защитный механизм:
— Реакция Олега была нетипичная для такого воздействия. В момент команды «Огонь!» он с удивлением повернулся лицом к вооруженным людям: «Вы это серьезно?!» — словно не поверил им. Не позволил страху завладеть им. Дело в том, что удивление, так же, как и увлечение — «Ух ты! Правда?!» — создает мгновенный сильный подъем концентрации в крови дофамина, который противостоит воздействию стрессового гормона кортизола, предотвращает его разрушительный эффект на организм человека. Сохраняет чувство «победителя», а не «жертвы». Такой эффективный прием психологической защиты — заменять страх на удивление — используется во многих школах восточных единоборств.
Чтобы сориентироваться в обстановке и использовать психологические защиты, нужно быть в принципе устойчивым человеком с хорошим опытом выживания в экстремальных условиях — от опасного детско-подросткового опыта до специализированной военной подготовки. Пережитый 15 лет назад опыт имитации расстрела добавил Олегу еще более психологической устойчивости. Но могут быть и отдаленные последствия: предельная собранность и сложности с расслаблением, что не позволяет организму полноценно восстанавливаться».

По словам Василины Даниловой, последствия от пережитого опыта имитации смертной казни могут и разрушать, и закалять, но их в любом случае нельзя назвать «отсутствием последствий». С точки зрения психотерапии важно провести переработку и освоение опыта во осознанное приобретение, которое укрепляет личность, ее самоуважение и веру в собственные силы. Поэтому имеет смысл обсудить этот опыт с психотерапевтом, хотя бы в формате одной-двух встреч, говорит специалист.
Правозащитник: «У этих преступлений нет срока давности»
Правозащитники относят такое воздействие на людей к пыткам.
— Непосредственно в этих конкретных случаях, когда вокруг происходили массовые пытки, а на улицах в толпе протестующих силовики прицельно бросали светошумовые гранаты и стреляли резиновыми пулями, люди воспринимали угрозы смертной казни как настоящие, — объясняет правозащитник РОО «Правовая инициатива» Сергей Устинов. — Соответственно, от такого психологического давления люди испытывали сильные моральные страдания. Поскольку эти угрозы происходили от должностных лиц, выступающих в официальном статусе, делались преднамеренно и с целью запугать за участие в акциях протеста, то эти действия правозащитниками расцениваются как пытки.

Кейсы, приведенные в статье, были задокументированы Международным комитетом по расследованию пыток в Беларуси. На данный момент здесь уже собрано более 800 историй разных пыток, жестокого, бесчеловечного или унижительного для человеческого достоинства обращения. Сергей Устинов говорит, что кейсы заносятся в специальную базу, после чего будет проходить расследование событий.
— Комитет уже подготовил два отчета, однако основная работа по расследованию еще впереди. Мы видим перспективу в делах, заведенных в других странах. Поскольку это массовые пытки, у этих преступлений нет срока давности. Поэтому рано или поздно виновных привлекут к ответственности, — уверен правозащитник.
«Такому силовиков не учат»
Учат ли силовиков таким приемам воздействия специально? Члены инициативы BYPOL в коротком комментарии сообщили, что такому силовиков не учат, это скорее личная инициатива отдельных людей. Пока таких кейсов в BYPOL на рассмотрении не было.

Подпишитесь на наши Instagram и Telegram!
Текст: Радио Свобода
Обложка: Asher Legg