Алексей Пацко пять лет проработал судьей в Пинске. 9 августа 2020 года он сделал свой выбор: не наказывать протестующих. Выбор стоил ему дорого: потеря работы, уголовное преследование его и матери, эмиграция. Рассказ Алексея приводит Радио «Свобода».

Система делала попытки улучшить себя

Я родился и жил в Пинске. Окончил юрфак БГУ, вернулся в родной город. Женат, трое детей — им 3, 6 и 10 лет. До работы в суде был юрисконсультом на различных предприятиях. Пытался строить карьеру.

Не могу сказать, что не интересовался до прошлогодних выборов политикой. Можно не интересоваться, если ты живешь на хуторе в глухом лесу. Политика — принятие решений, касающихся всего общества. Хочешь не хочешь, а тебя это касается. Лично я, да и вся моя семья никогда не были согласны с властью.

Но в 2015 году, когда меня назначили судьей, была другая ситуация. Была либерализация. Система делала попытки улучшить себя. Молодых людей приглашали на разные должности: вот, в ваших руках есть возможность что-то изменить, улучшить.

Мне тогда было 28. Я имел максималистские, идеалистические взгляды на систему. Что можно что-то исправить в меру своих возможностей. В начале работы было большое отсутствие политической составляющей.

Приходилось почти все решения согласовывать с начальством

В 2017 году в Пинске прошли, как и в других городах, акции против декрета №3 «О тунеядцах». В конце 2019 года — акции против интеграции с Россией. В городе были выступления несогласных.

На нас, судей, было определенное дипломатическое давление. Не приказы, как судить и сколько давать, а намеки и советы в пределах условностей. Что эти дела «важны для общества», что «подойдите к ним ответственно», что «чтобы было законно». При таких красивых фразах становилось ясно, в чем суть и направленность не содержания фраз, а формы. Формально якобы было нарушение закона о массовых мероприятиях. Помню, что и я рассматривал дела по участникам акций 2017 года. Давал штрафы.

К тому времени я лично, да и другие судьи, были более-менее независимыми в принятии решений. Осенью 2019 года в судах сменились председатели — и в Пинском районном, и в Брестском областном. Тогда начались изменения. Начали «закручивать гайки». Остановились, как я называю, «условно-демократические» практики.

Появилась негативная практика советоваться с высшим руководством, стало больше контроля со стороны начальства. Это делалось под добропорядочной маркой «качества и оперативности». Надо было докладывать руководству — вот такое дело вот так я планирую рассмотреть. Потом ввели систему лишения премий за нарушение оперативности и качества.

Ближе к выборам-2020 начались согласования с руководством по «общественно значимым» статьям — коррупция, наркотики, ДТП в состоянии алкогольного опьянения. По таким статьям нужно было давать информацию начальству и согласовывать наказание. Это не было формализовано, в виде приказов, а так — советы. Ведь на самом деле вмешательство в правосудие — это уголовное преступление.

Когда собирали подписи в суде в поддержку Лукашенко, я отказался, да и многие. И нам ничего не было. Ближе к выборам нам уже поступил приказ — всем проголосовать досрочно и отчитаться. Я не ходил. Считаю, что и проследить за всеми невозможно. Это просто был элемент запугивания. Ведь проверить все участки нереально.

«Подумай, не горячись, ведь у тебя семья и дети»

9 августа, по сути, было голосование протеста. Мое окружение склонялось больше к Виктору Бабарико или Валерию Цепкало. Но их не допустили к выборам. Тихановская была альтернативой. Вопрос был в консолидации и голосовании против, а персона была не так важна. Короче, слоганом кампании мог быть «Голосуй за любого, кроме единственного».

9 августа было воскресенье. Я был на работе, и председатель суда, и его заместитель тоже. Двое судей были тогда в отпуске. Были на работе в воскресенье, потому что все же понимали, что «что-то будет».

Еще до выборов были задержаны наблюдатели и активисты. Они были в ИВС. 10 августа, в понедельник, их надо было судить. 9 августа милиционеры принесли их дела на проверку. Потому что в важных делах всегда есть вопросы по оформлению, процессуальным моментам. Там были такие статьи, как неподчинение, неявка по повестке, мелкое хулиганство.

И руководство предложило мне завтра дать им по 15 суток. Я сказал, что не буду в этом участвовать. Началось: «Ну ты подумай, у тебя семья, дети, не горячись, успокойся». Я сказал, что нет. Поэтому, чтобы судить тех людей, из отпуска отозвали других судей.

Про «Пинскую бойню» я знаю от непосредственных участников событий. Когда я 10 августа пришел на работу, то милиционеры активно рассказывали, что протестующие чуть ли не весь отдел милиции уничтожили, что много милиционеров в реанимации, а один даже при смерти, что это были не жители Пинска, а украинцы, которые нелегально перешли границу. Но все это было неправдой. Все задержанные были пинские, какие украинцы? Никто в реанимацию из милиции не попал. Для чего они это говорили? Наверное, чтобы оправдать свою агрессию и жестокость.

Со мной прекратилась коммуникация, я сразу стал «опасным»

На 10 августа в городе была объявлена спецоперация. Государственных служащих, и нас тоже, отпустили с работы в 16:00 и сказали идти домой, так как будет спецоперация.

Тогда задержали, за два дня, где-то 120-140 человек. Они сидели в подвале милиции, там ИВС находится. Их всех сразу подозревали по уголовным статьям. И вот проходит 72 часа с момента задержания. Нужно их или выпускать, или выбирать меру пресечения. И что тогда делают? Их «перезадерживают» по административным делах, по статье 23.34. И начинают судить.

Составляют протоколы, как написано в постановлениях о привлечении к уголовной ответственности, и судят. Но если есть уголовное дело, нельзя давать административное.

И начали выписывать «сутки», конвейером, там же, в подвале милиции. Интересно, что один человек получил штраф, как-то проскочил. А позже его за эти же действия — «беспорядки» — наказали большим сроком колонии.

Потом осужденных перевезли отбывать наказание в колонию в Ивацевичах, так как не было места в ИВС.

Когда я отказался наказывать людей, со мной сразу прекратилась коммуникация по работе, так как я стал «опасным». Я еще работал, рассматривал мелкие бытовые дела. Потом меня вызвали на беседу в областной суд, просили подумать. Но суть разговоров была не в том, чтобы я не увольнялся, а чтобы молчал. У меня как раз подходил к концу пятилетний срок назначения судьей, и я отозвал свои бумаги на переназначение. В октябре я был уволен.

Когда я увольнялся, то председатель суда сказал мне, что, по сведениям сотрудников КГБ, мои контакты ищет Tut.by. Председатель суда сказал: «Ты понимаешь меру ответственности?». Намек мне был понятен. Главная задача — чтобы я молчал. Но я дал интервью Tut.by и «Нашей Ниве». Потом председатель суда написал мне в Viber: «Это ты давал интервью, это ты так говорил?». Я написал, что да. Ну и началось.

КГБ начал давить на моих знакомых, чтобы те меня оговорили

Я пытался устроиться на работу. Ходил на те предприятия, где раньше работал, на другие. Везде был отказ. Пытался пойти в адвокатуру. Мне сказали, что лично на мебя стоит запрет. На других предприятиях говорили: «Ну ты сам все понимаешь». Осенью меня не «брали», потому что им тогда было не до меня — надо было тушить пожар.

Я помогал людям юридическими советами, бесплатно. Мне помогли неравнодушные беларусы финансово выстоять в тот тяжелый период.

Моя мать работала адвокатом. И она взяла меня к себе помощником.

Буквально через пару дней пришла налоговая с проверкой. Мне предъявили, что я якобы занимаюсь незаконной предпринимательской деятельностью, оказываю адвокатские услуги, хотя это было не так.

Потом КГБ пошел по моим знакомым — чтобы они дали показания, будто на самом деле не моя мать помогала им как адвокат, а я. Люди отвечали, что помогала Татьяна Юрьевна, а сотрудники КГБ им: «Нет, вы нас не понимаете, вам помогал Алексей Васильевич. Подумайте, у вас семья, дети».

Потом мне поступила информация, что начали ворошить мои старые дела в суде, что-то там анализировать. Я понял — за мной пришли. Колесо сжимается. Я уехал в Украину. И я их опередил. Ведь буквально через два дня по месту моего жительства, к моей матери и сестре, пришли с обыском. Постановление на обыск показали так, что никто не понял — что, за что. Кажется, речь шла о статье 380 Уголовного кодекса (Подделка документов).

На обыске присутствовал заместитель прокурора. Он намекал матери об уголовном деле, что у нее будут проблемы. Наверное, когда они поняли, что меня нет в стране, то изменили вектор. Через два дня мы эвакуировали мать. А через день узнали, что против нее возбудили уголовное дело. Конкретной информации нет, но, кажется, по статье 427 (служебный подлог). Чтобы знать, в чем нас обвиняют, мы должны были бы остаться. Ну и в СИЗО уже почитали бы, в чем мы «виноваты».

Сейчас мы, при таком «правосудии», никак не сможем оправдаться. В ближайшее время мы вряд ли сможем вернуться в Беларусь. В Украину теперь переехали моя жена и дети. Нам здесь помогли и беларусы, и украинцы. Самое главное — что моя жена, дети сейчас безопасны. Естественно, этот вынужденный переезд — стресс, выход из зоны комфорта. Но нет смысла о чем-то жалеть. Как-то разберемся. Главное — мы вместе.

Сейчас что-то доказывать не имеет смысла

В Украине я встретил очень много беларусов. Молодые, креативные, образованные, энергичные… Это писатели, актеры, журналисты, предприниматели. Это просто цвет нации! Не какие-то там маргиналы. А у них уголовные дела!

Я как подумаю, что с августа уехали тысячи людей, образованных, умных… Лучшие люди! Просто диву даешься, что такие люди не нужны стране. О чем тогда говорить? История не закончена. Я знаю много людей, которые хотят уехать, но пока не могут.

В 2015 году мне казалось, что можно как-то войти в систему, маневрировать, построить карьеру и не потерять человеческих качеств, остаться в ладах с совестью. Но в определенные моменты, как в прошлом году, система требует от тебя большего. В августе многим пришлось выбирать.

Уже нельзя было схитрить и остаться в системе, обойти острые углы. Выбор был — или так, или так.

У меня есть надежда на возвращение домой. Когда сменится власть. В новой стране мы докажем свою невиновность. Ведь обвинения абсурдны. Сейчас что-то доказывать не имеет смысла.

Когда коробка от телевизора на балконе — пикет, носки или ленточки — пикет? И за это наказывают «сутками»?

Кстати, в разных телеграм-каналах пишут о судьях, которые выносят несправедливые приговоры. Но никто не пишет о председателях судов — а именно они сейчас «правят» правосудием. А ими руководит областной суд. А областным судом, наверное, КГБ.

Подпишитесь на наши Instagram и Telegram!

Текст: Радио «Свабода»

Обсудите этот текст на Facebook