Минский художник Алексей Кузьмич стал широко известен в Беларуси после нескольких громких акций. Он вешал себе на член табличку «Министерство культуры» с гербом Беларуси и выходил полуголым из кабинки для голосования на президентских выборах 2020 года. После этого он уехал из Беларуси, но не перестал совершать акции — весь мир читал, как Кузьмича задержали якобы за нападение на Елисейский дворец. При этом он не переехал в какую-то конкретную страну, а воспринимает свою вынужденную эмиграцию как длительное путешествие, уже посетил 11 стран и два десятка раз пересекал границы. Алексей Кузьмич рассказал The Village Беларусь, как прожил полтора года после спешного уезда из Минска, как ему предлагали стать «политической арт-проституткой» и почему для художника важно творить как можно меньше.

фотографии: @art_kuzmich

Алексей Кузьмич — минский художник, работает в жанре акционизма. В октябре 2019 года он пришел на открытие выставки «Присутствие» в Национальном центре современных искусств Беларуси голым, с табличкой «Министерство культуры» на половом члене. Он сделал это в знак протеста против цензуры, потому что Минкульт попросил «чтобы не было эрегированных фаллосов». УВД администрации Советского района Минска провело проверку, в результате которой отказалось от возбуждения уголовного дела: «в ходе опроса установлено, что половые органы Кузьмичом А.А. не оголялись и присутствующим не демонстрировались, режим работы и проведения выставки, а также общественный порядок действиями Кузьмича А.А. нарушены не были».

В феврале 2020-го он устроил новую художественную акцию «Родина-BDSM»: приколол себе к голому телу значок «БРСМ», чтобы высмеять эту организацию и пропаганду любой идеологии в целом, и отправил письмо в БРСМ. «Инстаграм» удалил пост с фото в связи с большим количеством жалоб на чрезмерную жестокость и насильственность, и тогда видео с этой акцией попало на PornHub.

На президентских выборах 9 августа 2020 года он разделся прямо на избирательном участке, оставшись в набедренной повязке и с завязанными глазами, а к груди прикрепил избирательный бюллетень с изображением члена. Позже он вышел на протестный митинг и в таком же виде стал перед колоннами ОМОНовцев.

В начале сентября стало известно, что Алексей Кузьмич уехал из Беларуси.

«Мне дали условный срок, но я абсолютно свободен»

— Поступила информация, что на меня в Беларуси могут завести уголовное дело по распространению порнографии. И когда я уже уехал, то через месяц узнал, что мне присудили 15 суток ареста за первую часть моей акции в день выборов. Она была в двух частях: первая прошла на избирательном участке, а вторая в самой жаркой в тот день точке столкновений в Минске, у стелы. Хотя, если придраться ко второй части, там можно повесить несколько уголовных дел — начиная от перекрытия дорог и заканчивая руководством протестами. Так что, я думаю, что это достаточно декоративный процесс, и эти 15 суток — они для затравки, чтобы, когда я попаду к ним в лапы, навесить мне по полной, на 5-6 лет заключения. Ведь и мои прошлые акции можно вспомнить — например, где табличка «Министерство культуры» с гербом Беларуси висит на члене.

Наверное, у них такая схема: если человек уехал — значит, он не представляет опасности. Мы видим, что система всеми силами пытается выжить за пределы Беларуси неугодных для власти людей. Если человек не уезжает — его сажают, если уехал и не портит жизни режиму — к нему особо не пристают.

Впрочем, до поры до времени: если сейчас я окажусь в Беларуси, то вся эта напускная косметика сотрется, и буду я сидеть, как и все остальные. На Тихановскую и Латушко за границей завели уголовное дело, и им грозит смертная казнь. Но надо понимать, что они работают на политическом поле, а я работаю в поле искусства, хоть искусство и политика сейчас взаимопересечены. Но у меня не стоит задачи сместить власть, хотя я только рад, если мое искусство побуждает людей к свободе. Впрочем, какие-то дела на меня в кабинетах ГУБОПиКа и КГБ, может быть, и заведены, но мне об этом ничего не известно.

Мой отец, художник Алексей Кузьмич-старший, ушел из жизни в 2013 году, мама жива-здорова; конечно, она, наблюдая за искусством отца, который был живописцем и придерживался традиционных форм искусства, совершенно не приемлет то, чем я занимаюсь. Искусство, сопряженное с риском для здоровья, для жизни ее сына, — она этого никогда не будет поддерживать, и поэтому, конечно, очень беспокоится, волнуется. У нас нормальные отношения, просто мы не говорим с ней на тему искусства, по крайне мере, моего.

1 апреля 2021 года при попытке проникнуть к Елисейскому дворцу в Париже были задержаны трое: Алексей Кузьмич и пара, которая фотографировала и снимала его действия на видео. Эта акция Кузьмича получила название «Имитация». При себе у него была бутылка с жидкостью и зажженный кусок ткани. Позже подтвердилось, что «коктейль Молотова» на самом деле был заправлен неопасной жидкостью.

Накануне акции Алексей выложил в фейсбуке письмо президенту Франции Макрону, где были и такие слова: «Франция — былой образец демократии — скатывается к фашизму, становясь похожей на мою родину Беларусь. Монополизировав право на насилие, ты и твой подельник Лукашенко, караете несогласных». Некоторые издания назвали эту акцию «Штурм Елисейского дворца как произведение искусства».

Вывод, который я сделал благодаря своей акции «Имитация», показывает Францию как страну типичной неолиберальной политической идеологии западного капиталистического мира, со всеми присущими ему атрибутами лицедейства и продвинутой драматургии. Современные режимы стали действовать намного умнее.

Мы встретились с прокурором, он стал говорить, что я мог многих людей подставить, в меня могли выстрелить и так далее. Я понимаю, говорит, что это была ваша художественная акция. А вот смотрите на перформанс криминальной полиции — и вываливает на стол тома уголовного дела толщиной сантиметров 15. Работала уйма сотрудников полиции, специалистов по терроризму, потратили кучу средств и денег — но мне не выписывают ни копейки штрафа. Мне не предъявляют обвинение, но выдают предупреждение, согласно которому, если я совершу в течение 5 лет еще какую-то акцию подобного характера, то понесу криминальную ответственность как за новую акцию, так и за предыдущую, «Имитацию».

С одной стороны, показали общественности, что это художник, к его акции претензий нет, но с другой стороны, я получил такой условный срок в пять лет. Пусть я не нахожусь в тюрьме, но остаюсь под колпаком, и если сделаю какое-то неаккуратное движение во Франции, то быстренько окажусь на нарах. Но, в отличие от условного наказания в Беларуси, тут у меня нет никаких ограничений, мне не надо отмечаться в комиссариате и так далее. Я спокойно пересекаю границы.

«Никакой свободы во Франции нет»

Я живу в центре Минска и прекрасно видел, как толпы протестующих возле памятника Ленину замещались толпами силовиков в балаклавах, и понял, что скоро начнется охота на ведьм и «Ночь длинных ножей». Тогда я принял решение уехать из страны и просто поехал в аэропорт с идеей улететь на самолете. Но на самолет меня не пустили. Я не стал разбираться, почему, и тем же вечером на автобусе выехал из Минска в Киев. Границу прошел легко, меня не досматривали. То есть, выехал я совершенно официально.

Я никак заранее не готовился, не паковал никакие чемоданы — взял обычный рюкзак, который до сих пор со мной. Я уехал один. У меня есть друзья, знакомые в других странах, и когда я путешествую, то часто у них останавливаюсь. Они могут попадать в поле зрения, и у кого-то может сложиться впечатление, что у меня есть партнер по путешествиям, но это не так.

Первой страна была Украина, где я пробыл где-то полтора месяца. Потом я улетел в Польшу, там пробыл пару недель. Потом улетел во Францию, пожил там тоже недели две и улетел в Германию. Там я прожил в арт-резиденции два месяца и вернулся во Францию. Потом подался в Монако, а оттуда улетел в Черногорию к известному российскому галеристу Марату Гельману, тоже диссиденту. Побыв месяц, снова уехал во Францию, жил там месяца четыре, и за это время как раз произвел свою акцию «Имитация». Затем уехал снова в Польшу, потом в Украину, а пожив там два месяца, уехал в Грузию на четыре месяца. Потом снова Украина, снова Польша, Франция, Литва, Италия, Чехия. Сейчас я в Болгарии, приехал сюда перед новым годом и до сих пор тут живу у моря в небольшом курортном городке, который сейчас из-за несезона пустует. Летом тут полно туристов, а сейчас он весь, грубо говоря, мой: пустынный пляж, скалы, морозное море. У меня нет плана путешествий, я действую ситуативно, по наитию, в зависимости от потребностей и возможностей. Думаю, что месяца на три задержусь в Болгарии.

Это хорошее место, чтобы наконец-то заняться книгой, я ее уже начал и написал процентов 70, но отложил из-за череды путешествий, которая совершенно расслабляет, невозможно сконцентрироваться. Поэтому я специально приехал в такое спокойное, тихое место. Сейчас я занимаюсь книгой «Имитация», — у нее такое же название, как у акции, но книга не будет о той акции, она в целом о нашей эпохе. Я раскрываю механики, о которых не говорил ранее, о механике существовании художника политического искусства, которая в корне отличается от привычной нам художественной среды. Думаю, это будет интересно для широкого читателя, потому что мое искусство для широкой публики, оно не заключено в загончик галереи для снобистской тусовки.

Как ни странно, за все время путешествий я не нашел лучшего места, более комфортного, чем Минск, чем Беларусь. Конечно, это мое родное место, я не разделяю себя и Беларусь.

При этом свою эмиграцию из Беларуси я не рассматриваю как беженство, как побег. Мне совершенно неинтересно прорасти в каком-то новом месте, чтобы не иметь возможности двигаться. Поэтому я специально и не обустраиваю свою жизнь в новом месте. Как уехал с одним рюкзаком, так с ним и путешествую. Все у меня в единичных экземплярах, кроме кроссовок, которых две пары, потому что они постоянно рвутся, промокают, а я люблю полазать по горам. Во всем остальном тотальный минимализм. Это помогает не тратить лишние средства на багаж, не тратить время на сборы: накинул рюкзак на плечи — и поехал либо пошел.

Условия, которые сложились во Франции, и друзья, которые за это время появились, круг общения, — позволяют сказать, что сейчас мой второй дом — это Франция, в частности, Париж, хотя был и в Ницце, и в Лионе, и в Довиле у океана, и в более мелких городах. В социальном плане, в плане условия для жизни Франция для меня хороший вариант. Там я чувствую себя комфортно, в какой-то степени дома.

Но в эстетическом плане Париж мне не очень нравится. Он не очень большой и там все строго регламентировано, огорожено, везде есть правила и установки, куда идти и куда не идти. Там нет свободы как таковой, Париж — очень тоталитарный город, там мало места и много людей. Приходишь в парк, хочешь уединиться — и не можешь, потому что все скамейки и бордюры заняты, на газоне сидеть нельзя. Большая скученность людей, люди агрессивны, и такие моменты затмевают красоту из той буржуазной, колониальной эпохи, благодаря которой появилось столько музеев, которые ломятся от награбленных сокровищ.

Пообщавшись с людьми, я понял, что ситуация с выборами, актуальная для Беларуси, также актуальна и для Франции. Люди тут не ходят на выборы: они уверены, что их голоса не учитывают. Вместо этого они идут на митинг. Там они конкретно требуют смены власти и отстаивают это, кому как удобно: кто с лозунгами, кто с камнями и бутылками. Но они не воюют друг с другом, они выступают единым фронтом против власти, которая узурпировала Францию.

Свободы никакой во Франции нет, все ужесточается. Недавно у них приняли закон, запрещающий фотографировать полицейских, и я лично фотографировал местных омоновцев, и меня чуть не загребли за это дело. Люди, которые говорят «Давайте скорее в Европу, там все хорошо, спокойно и свободно», — очень сильно заблуждаются. В каждой стране есть свои проблемы, и во Франции их не меньше, чем в Беларуси.

«Жизнь уважает дерзость»

Первый принцип моих путешествий — это антитуризм. Есть человек, который работает весь год, у него две недели отпуска, и он покупает путевку «Все включено», где можно лежать пузом кверху. Я, наоборот, от этого отстраняюсь. Я ищу максимально дешевый путь передвижения. Как ни странно, в Европе это самолет, потому что и поезда, и автобусы — это сильно дороже, да еще и более утомительно. Пару раз ездил автостопом.

Я просто беру билет на самолет и лечу куда-то на пару дней, без понимания, где буду жить дальше. Когда с тобой случается что-то, что идет не по плану, — это заставляет тебя чувствовать себя живым, потому что за мерцающими экранами мы забыли, что такое настоящая жизнь. Жизнь любит людей, которые любят жизнь, она им подмигивает; она уважает дерзость. Вот три дня я плавал на речных трамвайчиках по Гранд-каналу в Венеции, еще не зная, где буду дальше жить, — и тут мне поступает предложение приехать в Болгарию: есть квартира, где я могу жить, сколько мне вздумается.

На прошлый новый год мы с подругой ездили в Ниццу, и когда через три дня решили возвращаться в Париж, то обнаружили, что билетов нет, а те, что есть, стоят безумных денег. В итоге поехали через Лион, попали там в дико буржуазную старинную квартиру одного известного французского философа, который с супругой любезно нас принял; мы у него два дня жили, пообщались и на жизненные, и на философские, и на политические темы, осмотрели его коллекции скульптуры, живописи, фарфора.

При переездах постоянно приходится делать ПЦР-тесты, сидеть в самоизоляции. Мне это очень неприятно и неудобно, из-за этого пришлось привиться, но все равно надо делать ПЦР-тест. Прилетаю в страну, показываю прививку — говорят, недостаточно, идите делайте, идите платите. Пару раз приходилось сидеть карантины. Это, конечно, вторжение в личную жизнь. Но изоляцию я сидел по-честному: не собираюсь тратить деньги на штрафы и пополнять чью-то казну. Так что без проблем посидел 10 дней, наоборот, это даже подарок: в тишине и спокойствии можно поработать, потому что в путешествиях сложно чем-то заняться, когда вокруг столько красот и неизведанных мест.

Очень люблю гулять пешком, и когда попадаю в какой-то город, то не езжу на такси за редким исключением. Если надо пройти 5-10 километров, то включаю ноги. Где-то могу взять прокатный самокат или велосипед, но больше все же пешком. Есть неплохое слово «фланерство» — такое праздное шатание по городу без цели.

«Я отвечаю, что меня спонсирует режим Лукашенко»

Единственная страна, в которой я планировал осесть, это Германия. Там я поступил в Академию ZKM в Карлсруэ и должен был учиться четыре года, — это самая крутая в мире академия по медиа-арту. Но столкнулся с тем, что мне не открыли студенческую визу: ее необходимым условием было наличие 10.000 евро на банковском счету.

Там, в Германии, очень много разных программ и грантов, но по факту система очень похожа на беларускую. Если у тебя нет каких-то знакомых, корешей и родственников, то тебе дают стандартную отписку, как у нас любят делать чиновники из райисполкомов. И беларуская диаспора меня не поддержала. Им не понравилась моя парижская акция «Имитация», потому что они увидели в этом нападки на либеральный мир. Им не понравилось, что я критиковал рабскую эксплуатацию беларуских художников одним успешным коллективом под названием Slavs& Tatars.

Я приехал и поселился в другой резиденции и два месяца ничего не делал, ходил по тусовкам, на велике катался, наслаждался жизнью. А другие ребята батрачили пять дней в неделю для более успешной группы, которая в пищевой арт-цепочке стоит намного выше. Я написал об этом, поднялась шумиха, и все это дошло до немецкого правительства. И вместо того, чтобы разобраться: мол, вот эти негодяи присвоили себе средства налогоплательщиков, а этим бедным художникам надели кандалы и заставили их работать, — вместо этого на меня самого повесили cancel culture. То есть, обвинили меня в том, что я поднял эту бучу.

Меня часто спрашивают, где я беру деньги на жизнь и путешествия за границей. Я отвечаю, что меня спонсирует режим Лукашенко, чтобы я не возвращался в Беларусь и не портил ему кровь. Вообще это вопрос личного характера. Но я отвечу на него, правда, не сейчас, а в своей книге, там я подробно вскрою все схемы и опишу все процессы, в частности, откуда деньги. Думаю, что эта информация заденет многих.

Не раз мне предлагали быть арт-шлюхой. В смысле: предоставить свои услуги, но бесплатно. Но и политической арт-проституткой мне не единожды предлагали быть, начиная от каких-то политических структур, о которых я расскажу в книге, и заканчивая журналистами.

И недавнее предложение поучаствовать в агитации беларусов, которые должны идти под палки на избирательные участки и портить бюллетени… Ну понятно же, что их там побьют, задержат, снова начнутся репрессии. И было бы правильно, если бы те люди, которые к этому призывают, сами, своим примером показали бы: вот, мы призываем так делать и сами так делаем. Но они же сидят на насиженных местечках и даже не думают рисковать чем-то.

В общем, меня просто пытались использовать как медийную персону, которая имеет какой-то вес, для продвижения своей повестки. Для художника заниматься такими вещами — гнусно, потому что искусство сразу превращается в инструмент, который служит не богу искусства, а мелочности, политическим дрязгам, идеологическим лагерям. За деньги я никаких перформансов не делал и не делаю. И перформансом не занимаюсь в принципе.

Я был на акциях беларуской диаспоры ради исследовательского интереса: посмотреть, как это все выглядит. Собирал материал для последующего анализа: что вообще из себя представляет активистская среда, что представляет правозащитная среда, — это те течения, где искусство используется в утилитарных целях, это «артивизм», где искусство должно чему-то служить. Я бывал и на акциях «желтых жилетов», и на первомайских коммунистических протестах в Париже. На марш условных неонацистов я бы тоже сходил и посмотрел, какие там используются элементы искусства для продвижения их идеологии.

«КГБшник под видом словацкого режиссера расспрашивал обо мне»

Я думаю, что художник — это не обезьяна, не низший примат, который должен метить свою территорию при каждом удобном случае. В современной парадигме художнику нужно избегать делать искусство, как бы парадоксально это ни звучало. Потому что от него этого постоянно требуют, все требуют искусства: назвался художником — будь добр, производи.

Поэтому задача художника — делать искусство как можно реже. И даже когда ты его делаешь редко — надо, чтобы оно не было кем-то аннигилировано, чтобы искусство служило искусству. Чтобы не попасть под все эти узурпации, художнику нужно очень аккуратно производить новый продукт. В мире уже вообще столько мусора, столько этих продуктов, что должен быть какой-то экологичный, минималистичный подход. Задача не в том, чтобы наделать как можно больше картинок, спекулирующих на революции, и продать их. Конечно, этим можно заниматься, можно прекрасно жить. Но тогда ты из художника превращаешься в политического активиста, и я этого избегаю.

Тот режим, в котором я делаю свои акции, не может быть частым. Политическое искусство всегда затрагивает институты, которые против него настроены, и в той или иной степени это влияет на твою жизнь, на твою судьбу. Это можно проследить и на моем примере. Акция в день выборов заставила меня уехать из Беларуси, акция у Елисейского дворца заставила меня уехать из Франции. На меня даже пыталось выйти беларуское КГБ, прощупать моих друзей и получить обо мне какую-то информацию. КГБшник писал моей подруге, представлялся словацким кинорежиссером, потом писал под видом какого-то китайского журналиста, и мы его разводили на зоновскую загадку про два стула. Стебались, но этот стеб помог вывести его на чистую воду и понять, с кем мы имеем дело. Ведь зэки и опера — одного поля ягоды.

Так что если это действительно острое социально-политическое искусство, а не его имитация в галерее, — оно неотделимо от жизни, оно вторгается в ее поле и нарушает его. Конечно, игры с жизнью возможны, но часто шутить не нужно, потому что и ангелам-хранителям надо иногда поспать.

Я продолжаю отслеживать основные моменты из повестки Беларуси, но заметил, что если каждый вечер читаю новости, в которых уже давно нет ничего, кроме негатива, то у меня начинается что-то типа депрессии. Поэтому я делаю перерывы, несколько месяцев вообще не читаю новостей. Если что-то совсем важное, серьезное, если связано с моим искусством, — мне друзья в любом случае пришлют ссылку. Но отслеживать каждый день каждую новость о задержании, губопике, признании, — нет смысла это смотреть. Достаточно посмотреть всего пару, чтобы понять, что происходит пи**ец, не нужно с головой нырять во весь этот чан с дерьмом.

Конечно, отголоски Беларуси всегда будут в моих акциях, ведь я художник из Беларуси. Я из себя этого не вытравлю, да и не стоит задачи вытравливать. Я могу учитывать какие-то политические события в своем художественном произведении — например, всебелорусское собрание, — но лишь как некий элемент, тогда это будет художественное поле. А произвести акцию ради освещения повестки этого говнособрания, или как там оно называется, — нет, это совершенно неинтересно, это уже в сторону активизма, а активизмом я не занимаюсь и активистом себя не считаю.

Но в то же время в акции «Имитация» я совместил восточноевропейский авторитарный контекст с западным неолиберальным контекстом. Я оделся в белое платье — символ беларуского ненасильственного женского протеста; красная мишень — отсылка к БЧБ-символике; сама по себе мишень показывает, что мирный протестующий всегда под прицелом, и эта мишень-рана намекает на Александра Тарайковского, который был убит в первый же день мирных протестов.

«Ни граница, ни задержание меня не остановят»

Нельзя сказать, что отъезд дался мне легко. В психологическом плане, наверное, нет. Будучи шестиклассником, я два месяца жил и учился в Болгарии. И больше так надолго я никогда не покидал дом. Первое время я думал, что уеду на месяц, на два, пока там все устаканится. Но никто ж не думал, что 2021-й будет намного хуже, чем 2020-й.

Конечно, не думал об этом и я. И если бы мне сказали: чувак, ты только через хрен пойми сколько лет сможешь вернуться в Беларусь, — я бы, может, и не поехал тогда. Когда я уезжал из Беларуси, у меня было в кармане 150 евро. Да, в Киеве было место, где пожить, прекрасная дача на Русановских Садах, но на 150 евро особо не проживешь, были у меня определенные опасения. Психологически ты чувствуешь себя обездвиженным. Поэтому я и говорю, что не надо всегда действовать рационально, надо это ребячество, детство в себе сохранять. Не дурноту, а открытость. Дети не закрываются от внешнего мира, они его исследуют. И такой же исследовательский метод надо применять тем, кто хочет куда-то уехать. Не нужно думать о проблемах, нужно думать о возможностях. Где-то что-то всегда приплывает. Нужна работа — она приплывет, нужны деньги — так или иначе они появятся, универсальной схемы нет. А как это произойдет — зависит от тебя и от обстоятельств, которые тебе предоставит мир.

На самом деле, я хочу вернуться в Беларусь. Точнее, не в данный момент. У меня есть незаконченные дела, я планирую дописать книги и статьи, посетить новые страны. Но я так или иначе в Беларусь вернусь, потому что это мой дом, и если где-то жить и считать своей землей, — то это Беларусь.

Поэтому мне ничего не помешает в Беларусь вернуться, неважно, какая власть и какой режим там будет. И ничто меня не остановит, ни граница, ни задержание. А как решу вопрос своей безопасности — это уже вопрос отдельный.

Помогите нам выполнять нашу работу — говорить правду. Поддержите нас на Patreon

и получите крутой мерч

Обсудите этот текст на Facebook

Подпишитесь на наши Instagram и Telegram!