Асабiсты вопыт«Здесь ходят на свидания»: Политэмигранты из The Village о том, как им живется в военном Львове

Текст: Яна Конашук, Ирина Горбач

Фото: Евгений Отцецкий, авторы текста

— Мы ехали во Львов из Киева через неделю после начала войны на поезде «Интерсити». Сидя, на что даже не рассчитывали. Зашли в почти пустой вагон (почему-то все бросились в другие), сели, а через пару минут он уже был забит. Мужчины могли ехать только стоя, о чем постоянно напоминали по громкой связи, как и о том, что сейчас время объединяться. Рядом с нами стояли две девушки украинки, на которых я начала злиться уже через пару минут. Возможно потому что неделю не находилась в обществе кого-то кроме Иры, консьержек и уличных котов, которых мы кормили. Или потому что эти девушки радовались, что скоро будут в Европе, посмотрят мир и «когда еще бесплатно покатаешься» с перерывами на раздражительные «почему поезд так медленно едет». Я уступила им часть своего места и всю дорогу пыталась поглубже уйти в свои мысли, чтобы не слышать их диалоги.

Война для всех разная, для кого-то — это возможность уехать в Европу. Возможно, у них это была всего лишь реакция на стресс и они просто цепляются хоть за какую-то позитивную мысль. Позже я прочитала пост психолога из Киева, которая очень точно описала мое отношение к таким людям, которых, видимо, больше, чем две девушки из поезда Киев-Львов: «Если вы выехали счастливо размахивая чемоданами, радуясь, что теперь можно бесплатно есть, кататься в поездах и наконец-то жить в Европе, не возвращайтесь. Каждый должен жить в той стране, которую он любит и в которой ему рады. А мы вам тут не рады».

Поезд ехал больше 10 часов, в довоенное время эта дорога заняла бы часов шесть. Примерно за час до Львова в окне начались пейзажи с горами, деревнями, деревьями. Я смотрела и жалела, что все это время не ездила по Украине. Впервые с 24 февраля я увидела что-то по-настоящему красивое своими глазами. Дальше было огромное количество людей на вокзале. Хаос, очереди в несколько метров только в ширину на поезд до Польши, волонтеры наливают горячие напитки. Сумки, сумки, сумки. Дети, переноски с котами, собаки.

Нас встретила моя подруга Лиза, которая переехала во Львов в первые дни войны. Она нашла, к кому мы можем заселиться и все вместе мы поехали на встречу приключениям — в квартиру к незнакомому человеку. По дороге я удивилась работающему ларьку с шаурмой. «Здесь даже можно поесть в кафе», — сказала Лиза. Я в шоке — в Киеве мы с Ирой радовались хлебу от волонтеров, а тут, кажется, все по-другому. Наш хост Женя тоже беларус. Через пару минут в квартире я спросила могу ли я приготовить поесть. Впервые с начала войны почувствовала голод и даже аппетит. В Киеве я боролась со рвотным рефлексом и просто уговаривала себя поесть. Видимо, аппетит вернулся с относительным чувством безопасности.

Женя рассказал, что хотел уехать в первые дни войны и даже доехал до границы, но потом решил вернуться и остаться. Он тоже политэмигрант. От него мы узнали, что во Львове многие владельцы квартир увидели в войне «окно возможностей» и подняли стоимость аренды до максимума. За прошлую квартиру Женя платил около $400 в месяц, а когда началась война, цена поднялась до $800 — хвасталась владелица квартиры.

Втроем в однокомнатной квартире мы прожили около месяца. Мы с Ирой спали на надувном матрасе, Женя — на диване. Женя работал по ночам, а днем отсыпался, поэтому днем мы с Ирой были ограничены пространством небольшой кухни. Я не в восторге от отсутствия личного пространства, но и не страдала. Во Львове я наконец начала нормально спать. Это то немногое, где мои «я хочу» и «я могу» совпадают.

 Здесь люди и во время войны ходят на свидания. Однажды я гуляла с другом и его друзьями и спросила у всех: «Пользуются ли сейчас люди тиндером?». Оказалось, что да, и теперь я знаю минимум двух таких парней.

Первый наш надувной матрас сдулся примерно через неделю. В нашей половой жизни появилось разнообразие — теперь мы все чаще стали просыпаться в прямом смысле этого слова на полу. Мы пытались заклеить матрас по инструкциям из интернета — тщетно. Потом произошло чудо — Женя нашел в квартире второй надувной матрас. Новый! Как будто Новый год, День рождения и остальные праздники в один день! Он продержался чуть дольше. Но в одну из суббот во время уборки я подняла матрас, чтобы открыть шкаф, что-то за него зацепилось и он начал предательски сдуваться. Нам подсказали, что надежно заклеить дыру можно с помощью специального клея и латки из лодочного магазина. Туда мы сразу и поехали.

Когда были в автобусе, началась воздушная тревога, а когда уже подходили к самому магазину, услышали два глухих выбуха. «ПВО, наверное», — сказала Ира. «Откуда Ира может знать», — подумала я и решила, что ответ очевиден — ниоткуда. Просто нужны хоть какие-то ответы, поэтому, окей, пусть будет «наверное, ПВО». Лодочный магазин мы не нашли, решили ехать на такси в «Эпицентр», который поблизости — это торговый центр, где продается вообще все, как вариант и лодочный клей, ну, или новый матрас.

Когда вышли к перекрестку, где наше такси, увидели клубы черного дыма в небе, которые поднимались где-то совсем недалеко от нас. А когда сели в такси, выяснили, что «Эпицентр», в который мы сейчас едем, находится как раз рядом с нефтебазой, в которую прилетели ракеты и которая сейчас полыхает. Таксист с горящими глазами сказал: «О, как хорошо, сейчас как раз посмотрим, что там полыхает!». Мы ехали метрах в 300 от горящей нефтебазы и меня все сильнее накрывал страх и ужас. Торговый центр, конечно же, оказался закрыт. И под рассказы водителя, какую рыбу лучше всего покупать в «Сильпо», мы поехали к моему другу. Я напросилась к нему в гости, чтобы прийти в себя. Это был почти единственный случай, когда мне было страшно во Львове. В остальное время я окей.

Первое время я довольно часто ходила волонтерить. В основном в общежитие для студентов. Это было полезно и для меня, потому что когда руки заняты, ты не можешь читать новости и все эти страшные рассказы очевидцев. Я читала все. Ни на чем не могла сосредоточиться, кроме как на вот этих ужасных дневниках войны. Раньше я не могла подступиться к такому контенту, потому что очень чувствительная. Сейчас я читаю только это.

Иногда меня накрывает, и я плачу. Ира говорит, что у меня есть два состояния: я или плачу, или смеюсь. Оба состояния очень глубокие, то есть даже, если я смеюсь, то это надолго. Это, наверное, какая-то защитная реакция, потому что организм не может все время находиться в стрессе, ему нужны какие-то механизмы восстановления. Сейчас я почти не волонтерю — нет сил. Надеюсь, скоро восстановлюсь и смогу снова делать что-то полезное.

— Сейчас Львов и люди в нем живут обычной жизнью: работают не только магазины, заведения, но и сфера услуг — парикмахерские, салоны красоты. Дней 10 назад возобновили работу театры и арт-центры. В городе даже можно встретить экскурсии небольшими группами. А уличные музыканты никуда отсюда и не уходили. На площади Рынок снова ездит экскурсионный поезд, бродят ростовые куклы, пристают «египетские» фотографы (фотографируют прохожих без разрешения и без предупреждения, а потом очень настойчиво предлагают распечатать это фото за деньги) и бабушка-продавщица цветов, хотя сама Ратуша, где находится мэрия, обнесена турникетами, памятники на площади упакованы в металлические «чехлы».

Я люблю приходить на площадь Рынок просто посидеть с книгой и побыть среди этой какофонии — она напоминает об обычной жизни, к которой, я надеюсь, мы все скоро вернемся. На меня вообще Львов действует как успокоительное — за 7 месяцев в Киеве я не смогла полюбить этот город, там мне было никак, хотя спокойно и комфортно, а во Львове — хорошо даже в войну и со всеми бытовыми трудностями.

Да, люди живут здесь обычной жизнью, но только в плане формы, а не ее содержания, потому что разговоры вокруг все равно, естественно, о войне. «Якщо тобі будуть потрібні бронежилети, дзвони», — говорит бабушка по телефону кому-то в автобусе. «Неужели ты хочешь есть рядом с россиянами?», — осекает женщина средних лет своего мужа, который начал возмущаться на входе в кофейню, что охранник попросил его предъявить паспорт. Ходили слухи, что в самом начале войны, в эту большую сеть местных заведений не пускали ни россиян, ни беларусов, но сейчас нас четверых — я, Яна и два наших беларуских паспорта — везде пропускают без лишних вопросов и проблем.

К русскому языку здесь тоже по-прежнему относятся спокойно-нейтрально, так же как и к попыткам русскоязычных говорить по-украински. Не услышала в свой адрес упреков, даже когда попросила таксиста повернуть «біля бальницы» (вместо «біля лікарні»), а продавца в магазине — продать мне «ізоляційну стрічку» (так подсказал гугл). Таксист промолчал, но повернул, где нужно. Продавец не поняла меня с первого раза, а потом как поняла — улыбнулась и сказала, что обычно все говорят «изолента». Во время поездок в общественном транспорте довольно часто слышу уверенные разговоры пассажиров на русском языке, подслушивая которые понимаю, что эти ребята приехали из Харькова или Киева.

Но во Львове есть и более принципиальные в языковом плане украинцы, и встретить их можно в довольно неожиданных местах. Как-то я проходила мимо уличных торговцев и видела табличку со словами «не говоріть зі мною ворожою мовою» у продавщицы нарциссов. Но я уверена, что ненависть к русскому языку. которая сейчас появилась у некоторых украинцев, — это результат не моды, а личной трагедии. За такими вот табличками у бабушки с нарциссами обязательно есть какая страшная история из Бучи или Мариуполя. И поэтому я отношусь к таким кейсам спокойно и даже с сочувствием.

Моя боевая подруга Яна жонглирует своим словарным запасом украинских слов так, что некоторые тут, я думаю, принимаю ее за свою. У меня это получается намного хуже (Яна и таксист не дадут соврать), но мне не страшно пытаться, потому что хочется говорить по-украински и чтобы мимикрировать, и из уважения к украинцам, и просто потому что это красиво.

Вообще во Львове странная манера оповещения — сирена воет, как на возникновение опасности, так и на отбой тревоги. Поэтому сейчас у жителей Львова есть дополнительная тема для споров: что это за сирена звучит — первая или вторая. Еще на фоне сирены здесь обычно включают запись мужского голоса, который дает инструкции, что делать — выключить свет и газ, переместиться в укрытие, помочь пожилым людям или расслабиться, потому что отбой тревоги. Когда все это происходит, ощущение, как будто ты в кино «Жизнь прекрасна», но только не в кино.

В нашей прошлой квартире была отличная звукоизоляция и большинство сирен мы просто не слышали. В нашей новой квартире сегодня ночью мы проснулись от громко воющей сирены и голоса этого самого дядечки с инструкциями. Люди во Львове по-разному реагируют на воздушные сирены. Я знаю переселенцев из Киева, которые во время воздушной тревоги, даже если она ночью, переходят в прихожую, как более безопасное место. Знаю тех, кто уходит ее переждать в подвал. Но большинство, кажется, не предпринимает никаких действий, как и мы. Один раз сирена завыла как раз, когда я была на Высоком замке — это холм с телевышкой — идеальная цель для ракет. Была солнечная суббота, в том парке было много гуляющих людей, в том числе с детьми. Я поспешила спуститься вниз, но была в абсолютном меньшинстве.

Еще о том, что идет война, напоминают люди в форме и с оружием на улицах и белые мешки с песком, которыми завалили окна в подвалах в некоторых зданиях, например, в полицейских участках и больницах. Люди в форме уже давно не вызывают у меня беларуского инстинктивного страха, я заметила, что сейчас даже наоборот — приятно их видеть. Возможно, играет роль общий вайб уважения к военным, тероборонцам и полицейским в украинском обществе.

В 22:00 и до 6:00 утра в городе комендантский час — это значит, что выходить на улицу можно только со специальным разрешением. Я знаю двух людей, которые нарушили комендантский час и им за это ничего не было. Один из них — моя коллега Яна. С ней это случилось неумышленно — просто таксисты очень долго не брали вызов, а когда взяли, было уже 21:50. В итоге в точку Б Яна приехала на несколько минут позже 22 часов и обнаружила, что она рядом с военным колледжем — упс. Второй человек — таксистка, которая задержалась в пути примерно на полчаса из-за вызова. Ее остановили ребята из теробороны и настойчиво приглашали в полицейский участок, но в итоге ситуация разрулилась. Я не знаю, что бывает с нарушителями — одни говорят, что могут даже сразу машину конфисковать, другие — что после допроса в участке на первый раз отпускают с предупреждением.

Хотя во Львове сейчас больше приезжих, чем львовян, последних все же можно идентифицировать по некоторым признакам. Типичный львовянин обязательно перекрестится, проходя или проезжая мимо церкви, даже если это таксист или водитель трамвая. А еще в речи жителя Львова точно услышишь слово «перепрошую», которое в зависимости от интонации и контекста может иметь разное значение — от «повторите, пожалуйста, я не расслышал» до «извините, кажется, я наступил вам на ногу». В общем, в любой непонятной ситуации во Львове — перепрошуй. Некоторые местные до смешного консервативные. Как-то бабушка в автобусе попросила убрать подальше мой телефон, потому что, по ее мнению, я его держала слишком близко к ее голове.

— Найти жилье во Львове можно. Особенно, если вы не беларус с заблокированными счетами. Беларусам сложнее. В лицо нам пока никто не говорил, что не хочет заселять или помогать с жильем потому что мы не украинки. Но я верю, что такие истории есть.

Без риелтора найти квартиру нереально. Просто потому что, когда ты звонишь по номеру в объявлении — в 99% случаев отвечает риелтор, которому нужно будет заплатить 50 или даже 100% от месячной аренды. В целом, по моим ощущениям, работа большинства риелторов заключается в размещении объявления на одном из сайтов, ответе на звонок и переписывании данных из паспорта в договор. Один риелтор рассказывал про то, как некоторые арендодатели говорят ему, что не хотят беженцев. «Они не беженцы, а переселенцы», — отвечает он им. И это не про беларусов, это про украинцев. Мы никому не говорили, что мы из Беларуси до момента просмотра квартиры. А когда в итоге рассказывали, кто мы и откуда, все реагировали нормально. «Я в прошлом году заселял очень много беларусов», — сказал один из риелторов. А риелтор, которая «помогала» нам оказалась вообще из России.

В Киеве я ела очень много фалафеля и хумуса, который там на каждом шагу. Тут этого почти нет, но это тоже ок, я не жалуюсь и если нужно, то могу и еще от многого отказаться. И потому что война, и потому что я в принципе в еде не очень прихотливая. Вообще Львов мне кажется городом для мясоедов. А если и есть что-то для тех, кто не ест мяса вроде фалафеля, соевого мяса и так далее, то ценник может быть довольно высоким. В одном из заведений, который выглядит как среднее по цене, бургер с бейонд мит стоит 400 гривен. Хорошо, что не 1000 что ли.

Несколько раз я была свидетелем, как обслуживали военных. Они делают заказ, работник его принимает и говорит «за счет заведения». Еще один раз мы были в кафе, в котором мы были последними посетителями и бариста очень экспрессивно всем новым посетителям говорил, что уже закрыто. Но потом зашли два дедушки и им дали еду бесплатно. Я не знаю, так ли было всегда, но есть подозрения, что именно в войну украинцы стали так заботиться друг о друге. Это круто.

«Сухой» закон я пережила отлично, потому что в принципе не пью алкоголь. Ира говорит, что ее тоже не тянет. Некоторые мои знакомые ездили в другой город, где можно было купить алкоголь и думаю, что таких историй много.

— Одно из открытий из разряда «не путайте туризм и эмиграцию»: Львов — это город пробок, по крайней мере в той его части, где нам приходилось ездить и жить. Раньше я много раз бывала во Львове туристом, но с пробками этот город у меня вообще не ассоциировался. Думаю, это потому что во время отпуска ты арендуешь жилье, как правило, в центре, а автомобилем или общественным транспортом почти не пользуешься, потому что у тебя всегда есть лишних полчаса, чтобы дойти до нужной точки пешком.

Дело в том, что во Львове до сих пор много исторических улиц, которым не десятки, а сотни лет — они узкие, вымощены брусчаткой и строились, когда у каждого второго еще не было личного транспорта. Ездить по брусчатке каждый день — не так прикольно, как делать фото на ее фоне. Причем не любят ее и водители, и пассажиры. Первым сложно разогнаться и маневрировать на таких дорогах, а незакаленных пассажиров капитально укачивает, потому что транспорт все время телепается из стороны в сторону.

Звучит невероятно, но на некоторых оживленных проезжих улицах сейчас нет ни одной линии для автомобилей — только рельсы для трамваев. А проехать по ним хотят все — машины, маршрутки, автобусы и трамваи. Поэтому трафик в ближнем и дальнем центре Львова похож на каирский — все едут по трамвайным путям, сигналят, пытаются друг друга обогнать. Хуже всего в этой истории водителю трамвая: все, что он может сделать — неистово сигналить и посылать проклятия водителям. Я думаю, в шкале стрессоустойчивости должна быть отметка где-то повыше — «стрессоустойчивость уровня водитель львовского трамвая». Виртуознее всех с пробками справляются местные маршрутчики. Я ехала в маршрутке, водитель которой, встретившись с пробкой, без предупреждения и объяснений просто поменял маршрут, нырнув в свободную улицу.

Поэтому утром и вечером во Львове ты оказываешься в ситуации полной неопределенности, если тебе нужно куда-то успеть к определенному времени — неизвестно, во сколько придет нужный транспорт, сколько времени он простоит в пробках, если в него удастся втиснуться, и куда повернет маршрутчик. Вызовом такси проблема не решается. Иногда общественный транспорт может доехать до нужной точки даже быстрее, потому что на тех дорогах, где это возможно, водители не едут по выделенной для общественного транспорта линии.

Чем ближе комендантский час, тем выше степень неопределенности. Примерно с 20:00 общественный транспорт начинает ходить редко и еще менее предсказуемо. Даже если приложение показывает, что нужный автобус движется к остановке, на которой ты его ждешь, нет никаких гарантий, что он доедет — может просто остановиться на середине маршрута и что ты ему сделаешь? Вызвать такси после 21:00 — тоже тот еще квест, приложение может 20-30 минут безуспешно искать водителя по обычной, дневной цене. А когда наступает «повышенный спрос» с коэффициентом х2, тут уже желающие тебя подвезти быстрее находятся.

Двое из тех водителей, которые меня подвозили, признавались, что они специально начинают брать заказы, когда взлетает цена. Вообще во Львове многие сейчас пытаются заработать на ситуации, и это один из самых неприятных моментов.