Сегодня 93-й день войны России в Украине. Постепенно на первый план вышли сводки из завода «Азовсталь» в Мариуполе. А еще совсем недавно весь мир ужаснулся тому, как Россия разбомбила здание драмтеатра, где от обстрелов укрывались сотни жителей Мариуполя. Wonderzine поговорил с Людмилой, которая была в театре во время кровавого налета и которую муж потом буквально выкопал из-под обломков.

«Не думала, что это трупы лежат на улицах»

До 24 февраля у нас была легкая и хорошая жизнь. А в то самое утро нам позвонила мама мужа и сказала, что все началось. Мы думали, что надо бы уехать, но потом поговорили с родителями и решили остаться — у нас здесь была вся жизнь, квартиры, котенок. Мы не могли тогда и подумать, что все будет так страшно.

Мы жили в центре и верили, что там будет нормально. Но потом этот район превратился в один из самых опасных. У нас были перебои со светом, а 2 марта он пропал совсем. На следующий день уже не было воды, потом не стало и газа. Когда выключили газ, было самое страшное: мы отапливали квартиру духовкой и конфорками, и тогда у нас наступил безумный холод, который я ненавижу. С 9 марта начались активные обстрелы нашего района, почти все дома вокруг нас разбомбили.

С 11 или 12 марта мы уже жили в бомбоубежище и постоянно просыпались в 4:00 утра от звуков взрывов, весь дом трясся. Мы спали в укрытиях, готовили еду на улице на огне, но поднимались к себе в квартиры, чтобы поесть. 15 марта попало в наш дом, мы тогда были дома. Я увидела что-то очень яркое, муж вытолкал нас в коридор, и я видела, как наши окна и балкон сыплются от взрывной волны. Нам просто тогда повезло, что остались живы. Там все зависело от того, повезет тебе или нет. И такого не должно быть в 21 веке: все должно зависеть от тебя, а не от фортуны, которая решает, кому погибнуть, а кому продолжать жить.

Еды у нас было достаточно, а воду тогда еще подвозили, да и снег можно было топить. К цистернам с водой были очереди по 5-6 часов, она была не питьевая, но это было лучше, чем остаться без ничего. Было очень холодно, так что мы с мужем ходили и сменяли друг друга каждые два часа. За время ожидания часто прилетало рядом — тогда все разбегались, а потом снова собирались, кто за кем стоял, никто не дрался в очередях.

У меня тогда были гинекологические проблемы, нужна была операция, и никто не мог мне ее сделать — были полевые условия, и раненым людям помощь нужна была больше, чем мне. Поэтому мы искали, как уехать — уже не было смысла оставаться после того, как прилетело в наш дом. Машины у нас не было, поэтому ходили к друзьям, спрашивали у людей. Пока искали, то должны были выходить из дома, а отходить далеко было страшно. Самолеты летали постоянно, что-то где-то взрывалось. Поэтому каждые 3-5 минут мы должны были прятаться в какой-нибудь подъезд, чтобы не задело.

Во дворах лежали накрытые тела. Я сначала даже не поняла, что это такое — думала, лежит что-то себе просто, накрытое пакетом или одеялом. Для меня это настолько дико в 21 веке, что я просто не хотела эти новые реалии осознавать. Потом мне сосед начал объяснять, что это вчера осколками убило, а еще двое-трое раненых в больнице. А мне до сих пор не верилось, что это происходит с нами.

«Котик спас меня, а сам погиб»

Мы жили возле Драмтеатра и ходили туда несколько раз, потому что там была врач, которая колола обезболивающее. В театре нашли укрытие многие женщины с детьми, с младенцами, пожилые люди, мужчины. Всем помогали волонтеры, которые были как большое сообщество поддержки.

В тот день муж пошел искать машину, где были бы свободные места для эвакуации. Я же осталась в самом драмтеатре, ждала врача. Мужа долго не было, поэтому я вышла его высматривать, услышала самолет, побежала обратно. Я была в коридоре, держала котенка на руках, а он что-то начал шевелиться, выскочил и побежал в комнату, и я за ним.

Это было последнее, что я помню — я пришла в себя только через полтора дня. Поэтому дальше все со слов моего мужа. Он видел, как прилетело, побежал меня искать, нашел только потому, что я стонала, потом откопал меня и отнес домой. В театре много кого придавило, даже не было возможности их раскопать. Многие люди лежали без конечностей, женщина плакала над мальчиком. Наш котик тоже умер. Спас меня и умер. Если бы я осталась в коридоре, то не выжила бы. А так только получила ранения: у меня была раздроблена кость руки, фиолетовое лицо, не раскрывался один глаз, а зубы выбило внутрь, в слизистую.

«Мама верит телевизору больше, чем мне»

На следующий день мы уже выезжали из Мариуполя с двумя паспортами и одним телефоном на двоих. Сосед увидел мои ранения и решил нас подбросить, с ним мы доехали до Мангуша под обстрелами. Ни одного уцелевшего дома я не помню на пути, на дороге лежали деревья, стекло, провода, кирпич. ДНРовцы легко выпустили нас на блокпостах, предположительно, из-за моих ранений. В Мангуше мне наложили гипс и отправили в Донецк санавиацией. Там поудаляли часть зубов из слизистой, минимально прокапали. Я начала просить врача, чтобы нас выписали — ситуация в Донецке ежедневно ухудшалось, мужчин забирали прямо с улиц, и я боялась за своего мужа. Так мы купили билеты из Донецка в Ростов и выехали. Деньги нам дала девушка, которая лежала со мной — сказала, что она даст наличные, а мы можем потом перекинуть ей на карточку.

В автобусе на блокпосту нас остановили и спросили, из Мариуполя ли мы. Мы ответили, что да и что у нас есть медицинские документы, которые подтверждают, что нам нужно уехать срочно. Они забрали мужа: сказали, что может брать те документы, может не брать, — это ему все равно не поможет. В тот момент у меня все упало. Его на 30 минут вывезли в лес рядом, начали искать татуировки, спрашивали, воевал ли кто-то из его знакомых. К счастью, отпустили, но за то время я успела помолиться, пожалуй, всем богам.

Дальше нам помогали мои родители — они уехали в Россию несколько лет назад. Они купили нам билеты из Ростова в Москву, а потом и в Брянск, к ним домой. В больнице мне сделали операцию, поставили спицу, чтобы правильно срослась кость в руке, удалили остатки зубов и сделали протезы. Русские жалели меня, потому что я так пострадала, но говорили, чтобы я не переживала, потому что нас, наконец, освободили. А я не могла ничего и возразить — это было слишком опасно. Мы не могли говорить на украинском языке, не могли говорить правду, в частности про авиабомбу на Драмтеатр. У них была другая версия — что это «азовцы» заминировали и взорвали театр. Однако там не было никаких «азовцев», вообще военных мы там не встречали. По телевизору показывали ужасные новости, все уговаривали меня остаться в России, даже маму просили повлиять на меня, а ведь мне уже не 10 лет.

Папа нейтрален, мы с ним не спорили о войне, а мама верит новостям, к сожалению. Я пыталась с ней говорить, но это ни к чему не привело. Это мучительный для меня вопрос — она меня любит, я ее тоже, но у нас проблемы сейчас в отношениях. Очень больно даже не из-за ее взглядов, а из-за того, что телевизору она верит больше, чем мне.

«Я сидела и должна была доказывать ФСБшникам, что люблю своего мужа»

Всего в России мы провели месяц, дождались протезов и в приподнятом настроении начали собирать вещи — за это время нам много что накопили родители. Мы поехали в Санкт-Петербург, а оттуда к границе с Эстонией, нам волонтеры посоветовали выезжать через Нарву.

Пограничники сначала придрались, что у нас не было печатей о пересечении границы, но их тогда много у кого не было, мы узнавали. И потом они не поверили, что телефона у мужа нет, и подумали, что это «азовец», который что-то скрывает. Нас развели в разные комнаты и 11 или 12 часов допрашивали.

На меня кричали, угрожали, что сейчас будут бить, и мужа вывезут в лес. ФСБшники говорили, что все про нас знают — что у меня все служат, а муж то «айдаровец», то «азовец», и они уже нашли его удостоверение. Потом полностью раздевали, чтобы найти патриотические тату, следы от берцев или еще что-то, что подтвердило бы, что я как-то вовлечена в военные действия. К счастью, меня осматривали женщины, но это было очень унизительно.

После этого они начали говорить, что мы не пара, а просто сотрудники, которые друг другу помогают неофициально пересечь границу. Они заставили меня показать фото нашей совместной жизни: ты сидишь и должен каким-то ФСБшникам доказать, что ты реально любишь своего мужа.

Потом они начали говорить, что меня пропустят, а мужа — нет. Его собирались депортировать в Украину, и я уже обрадовалась, но потом они сказали, что отдадут в ДНР. Я начала ругаться, что депортировать могут только в страну, паспорта которого у нас есть. И дальше угрожали ДНР: что с ним будут разбираться на территории, где беззаконие даже больше, чем в России. Через некоторое время они нашли-таки фотку, где мы стояли на границе из Донецка в Ростов — сказали, что меня узнали, а мужу завили, что это не он.

Его отправили в участок, а мне сказали пересекать границу. Я отказалась, потому что моего мужа везли непонятно куда, и я не знала, что с ним будут делать. Итак, я взяла такси, и мы поехали за полицейской машиной. Его продержали в участке ночь и «пришили» статью, как будто он кричал на пограничников и лез с ними в драку, хотя такого не было. Ему назначили суд, а я за это время подняла на уши всех адвокатов-волонтеров из России, которые занимаются похожими делами украинцев. Все они говорили, что должен быть только штраф, но мужа посадили на шесть суток.

Мне было страшно, что они что-то найдут, какое-то дело приплетут так же, как они с предыдущей статьей сделали. Его опять там допрашивали при аресте, не разрешили с ним свидания. Но я все равно приносила каждый день его любимую еду, книги. Он сказал, что объелся за это время, но для меня это была возможность что-то сделать и показать свою любовь во времена, когда не было прямой связи. Я разговаривала со всеми, кто бывал в таких случаях, узнавала какие-то новости, спрашивала, что можно сделать. Только тогда, когда я уже связалась с множеством российских волонтеров, и они все начали давить, мужа отпустили и разрешили пересечь границу. Я очень боялась, что этот арест его сломает. Он обычно постоянно шутит, громко что-то рассказывает, и я боялась увидеть его не таким. И как же я была рада видеть, что ничего не изменилось, что он остался прежним.

«Швеция собиралась вступать в НАТО, поэтому я упросила мужа туда не ехать»

На следующий день мы уже были в Эстонии. Мы рассказали пограничникам, что с нами произошло, потому что они собирают военные преступления России. И это было так хорошо — наконец-то говорить правду, какая она есть, а не плести какой-то бред, как в России. Там мы были вынуждены говорить, что нам все равно, кто кого бомбил, нам просто важно, чтобы была спокойная жизнь и чтобы была квартира. Было понятно, что они нам не верят, но и соглашаться насчет «спецоперации» я не могла.

Мы сначала должны были ехать в Швецию, но они собирались вступать в НАТО, и Россия уже приготовила свое оружие на границе. Я попросила мужа туда не ехать, потому что второй Мариуполь я уже не переживу. Такая вот теперь у меня паранойя, очень страшно оказаться снова в состоянии войны.

Итак, мы решили ехать в Хорватию. Сейчас мы живем в отеле, нам скоро дадут карточки, чтобы можно было начинать работать, выделили ваучер на жилье, чтобы мы могли не платить за квартиру. А когда начнем работать, то уже сами будем арендовать. Здесь очень тепло, уже ходим в платьях.

Я сама психотерапевтка, прохожу терапию постоянно, поэтому как-то более-менее все проживаю. Конечно, я умею себя держать, но это не значит, что у меня все хорошо.

Заметила, что трудно получать удовольствие от приятных разговоров, смеха, прогулок, каких-то минимальных удовольствий нормальной жизни. Я сразу думаю о том, что произошло в Мариуполе, о том, что моего хорошего друга убило осколками на его же дворе, для меня это тяжелая потеря.

Первое время я пересматривала фото и видео из Мариуполя и постоянно плакала. Потом была какая-то ненависть, что русские пришли и отняли все — дом, родной город, котика, чуть не отняли мужа. Я бы хотела вернуться в Украину, но просто некуда возвращаться — не видела в Мариуполе ни одного уцелевшего дома. Это уже не город, а один большой ужас. Надеюсь только, что Мариуполь останется Украиной, и именно Украина его отстроит. Мы были в Донецке, так там Россия ничего не сделала, все просто гниет. Не хочу такой судьбы для своего города.

Помогите нам выполнять нашу работу — говорить правду. Поддержите нас на Patreon

и получите крутой мерч

Обсудите этот текст на Facebook

Подпишитесь на наши Instagram и Telegram!

Текст: Анастасия Никитенко, Wonderzine

Обложка: Bjorn Pierre