Героі ў горадзе«Это очень интересно»: Известные беларусы о том, как быть свободным в эмиграции

Уехать жить из несвободной Беларуси в свободную Европу — не значит автоматически самому начать чувствовать себя свободным и действовать как свободный человек. The Village Беларусь спросил у известных беларусов в эмиграции, как они синхронизируются с внешней свободой, в которой вдруг оказались, и почему почувствовать себя свободным получается не всегда.

«Свобода — это никогда не безмятежное ликование и вечный кайф»

— Свобода всегда предполагает определенные ограничения, у нее всегда есть границы. И, выехав из страны, я продолжаю ощущать определенную степень несвободы, но она качественно другая. Связано это с возможностью или невозможностью открытого публичного высказывания, творческой самореализации и европейской мобильности. И если в предыдущей моей жизни, в Беларуси, несвободой была невозможность творческой реализации и свободного выезда за границу, то сейчас моей несвободой стала невозможность возвращаться. Свобода и несвобода в Беларуси и эмиграции — это разные формы переживания реальности, разные горизонты возможностей, разная степень остроты переживания собственного существования и собственного статуса, который в эмиграции, конечно же, изменился.

Существуя в несвободной стране, мы занимались дизайном своей личной свободы, Когда твое государство не про свободу и ты это понимаешь, начинаешь заниматься дизайном личной свободы. Нет нормального образования — окей, мы создаем неофициальные структуры, державные медиа врут — окей, мы создадим параллельные, из державных радиоприемников и с концертных сцен звучит чушь — значит, у нас будет своя альтернативная музыка, в державной прессе нечего читать — мы будем создавать свободную, независимую литературу. В этой ситуации, как ни странно, был большой плюс: мы не ожидали того, кто придет и даст нам свободу, а сами для себя ее выбирали, строили и были готовы платить за риски, которые эта наша отдельная свобода создавала. И сейчас масса людей, тот же Владимир Мацкевич или Валерия Костюгова, и много моих хороших друзей и соратников платят по полной за свою свободу в тюрьмах и на судебных процессах. И все, кто сейчас остаются в стране, они ведь тоже платят за свою свободу, и мне страшно представить размеры этой платы.

Когда беларусы выезжают из страны, ситуация меняется: пропадает тревога, что однажды тебя придут убивать, возникает масса новых возможностей и необратимое чувство окончившегося прошлого, которое уже отрезано, уже случилось и которого уже, может быть, не будет никогда. В эмиграции мы приобретаем совсем другую свободу — свободу маневра в до конца непонятной ситуации. Мы разговаривали на эту тему с друзьями и обнаружили у нас общее переживание абсолютной неопределенности будущего. Это можно назвать свободой заброшенного в другой контекст. Никто нас не спрашивал, хотим ли мы именно этой свободы. Ведь свобода у нас уже была в Беларуси. Такая внутренняя Европа, культурное партизанство.

Градус свободы здесь в эмиграции и тогда в Беларуси оказываются принципиально несовместимыми. Это, по большому счету, разные жизни. Нам дали вторую жизнь, второй шанс, возможность перезагрузки. И в этом есть определенный позитив, потому что если мы этот второй шанс не используем, то чего мы стоим?

Ни одна свобода не бывает стопроцентно комфортной, абсолютно безупречной. И ее, на самом деле, всегда не хватает. С одной стороны, кажется, что ее слишком много — хочется больше конкретности и однозначности ситуации. С другой стороны, ее всегда не хватает, потому что хочется чувствовать горизонт движения, перспективу, понимать значимость и ценность того, что ты делаешь.

После Барселоны, Рима, Берлина, Варшавы и массы других точек, которых я уже не припомню, чувствуешь вкус и цвет другой жизни, в которой никогда не планировал так надолго залипнуть. Это путь очень яркого, очень неоднозначного, в чем-то красивого, в чем-то драматичного сосуществования со средой, которая все равно, по большому счету, пока еще твоей не стала и, возможно, и не станет.

И в этой ситуации возникает новый сюжет взаимодействия с реальностью, в которой ты не транзитом, а всерьез и глубоко. Возникает новая модель существования, потому что в этой ситуации надо самоопределяться. Ты понимаешь, что страховки у тебя нет и запасного парашюта тебе не выдали. Ты сам несешь все риски, но и перспективы у тебя шире. Это очень интересно, потому что жизнь под давлением, в несвободной стране создает ситуацию комфортной альтернативы, когда ты очень четко понимаешь, что возможностей у тебя не так много, и это нормально. Что в этой ненормальной ситуации нормально, что у тебя низкие потолки и ограниченный горизонт. И это понимание, что ты можешь только то, что можешь, очень комфортное. А в здешний ситуации такое ощущение, что ты можешь ровно столько, сколько можешь взять. Учишься не существовать в тени чужих правил, в тени чужой власти, а сам себе лоцман, боцман и капитан, как в той песенке. И это невероятно красивая ситуация, потому что ты можешь стать кем угодно. Я в жизни не думал, что буду заниматься YouTube-каналом и регулярно работать в сети на своем ресурсе. Однако так повернулась реальность, и я жутко благодарен, потому что это челлендж и способ почувствовать себя живым. Принципиальная разница в том, что в прежней жизни чувство остроты переживания было связано с чем-то тревожным — мы знали, что в любой момент к нам могут постучаться. А здесь другая острота. Здесь есть чувство отсутствия пределов и жесткого полицейского регламента, который так или иначе определяет твою жизнь. Это очень здорово, очень интересно. Но как с этим быть до сих пор непонятно. Я уже полтора года живу за границей и все еще разбираюсь с правилами своей жизни. У меня до сих пор нет готовых ответов. Я думаю, что это правильно и хорошо, потому что, когда у тебя есть на все ответы, ты становишься Александром Григорьевичем.

В беларуской свободе было комфортнее, а в этой — лучше. Потому что резко расширились поля возможного и мобильности. Часто слышу фразу в негативной коннотации, мол «были в одной стране, а теперь нас разбросало по Европе». И я думаю, что это неправильный подход. Правда в том, что теперь мы научились находить своих в тех местах, где своих никогда не было. Да, мы раскиданы по Европе, но благодаря этому возникает совершенно новая нейросеть, новая система контактов и коммуникаций. Мы расширили горизонты своего присутствия, это очень интересно и создает возможности для новых коллаборации. Сейчас в Вильнюсе у нас возникают общие проекты и идеи с теми людьми, с которыми в Минске мы никогда не пересекались. Появляется любопытная концентрация выездного креатива, новые паттерны. Это очень здорово. То есть наша эмиграция — это не о том, что мы просто все по одиночке разъехались по Европе, а о том, что мы начинаем по-новому взаимодействовать на выезде.

Свобода — это никогда не безмятежное ликование и вечный кайф. Это способность осознанно и эффективно действовать в ситуациях и находить верные решения здесь и сейчас.

---

«Понимая, что в Беларуси свобода исчезла вообще, а у тебя нет, ты стараешься делать что-то „за себя и того парня“

— Сейчас в эмиграции я чувствую себя не столько свободнее, сколько безопаснее. И, соответственно, комфортнее. Я живу с пониманием, что могу делать важные для меня вещи, не опасаясь, что ко мне кто-то постучится и увезет. И это, безусловно, помогает делать много хороших вещей без оглядки и постоянной перестраховки. В этом плане у меня, конечно, сейчас совершенно другой уровень свободы.

Но в определенном смысле я сейчас чувствую себя несвободным. Моя личная внутренняя несвобода сейчас — это смесь чувства ответственности за незавершенную в 2020-м работу и долга, что эта работа должна продолжаться, пока не будет доведена до конца или пока у меня уже не закончатся силы. Я по-прежнему чувствую обязанность перед обществом и не чувствую себя свободным в смысле расслабленности и возможности делать все, что хочу. То есть в этом смысле я свободы не приобрел, а даже наоборот: уровень ответственности, которую я перед собой чувствую и с которой живу, сейчас гораздо выше, чем в Беларуси. Потому что, понимая, что в Беларуси свобода исчезла вообще, а у тебя нет, ты стараешься делать что-то «за себя и того парня». И я не могу просто расслабиться, наслаждаться жизнью, поехать смотреть красоты европейских стран. Поэтому большую часть дней провожу в работе.

Европейская свобода в моем представлении — это о свободе самовыражения, взглядов, принятии разности мнений и о меньшем количестве госограничений по сравнению с Беларусью, где государство говорит: мы здесь главные, если попытаешься подпрыгнуть — упрешься в нас. Европа же, США и другие нормальные страны выращивают независимых и предприимчивых людей с фокусом на помощь частному бизнесу. То есть свобода самовыражения дополняется свободой самореализации, при которой тебе не мешают, нет барьера, когда ты должен или поделиться деньгами, или уступить место госконкуренту.

Когда я только переехал, безусловно, чувствовал себя забитым и менее свободным по сравнению с окружающими. Есть такая шутка, которая на самом деле не шутка, что беларусов легко узнать на улице: они не улыбаются и всего боятся. Ну, и переходят улицу на зеленый свет. Живут по приниципу «хоць бы чаго не здарылася», стесняясь лишний раз что-то спросить и кого-то потревожить. Это национальная стеснительность и сейчас у беларусов не исчезла. Если ты видишь на улице робко стоящего человека, то можешь запросто подходить и обращаться к нему по-русски или беларуски. В общем, беларусы возят свое СИЗО с собой.

И я тоже как будто сижу в этом беларуском СИЗО на удаленке. Умышленно не акклиматизируюсь в Литве, потому что я для себя пока не принял, что уехал насовсем, считаю, что моя история здесь точно временная. За два года жизни я выучил два литовских слова, и по-прежнему живу в беларуском контексте и повестке.

Первое время у меня тут была магия столкновения с государственными учреждениями. Потому что от госучреждений ждешь, что тебе там в лучшем случае нахамят или вообще пошлют. А тут все искренне пытаются помочь, войти в твое положение. У меня была ситуация, когда налоговая мне объясняла, что мне не нужно платить какие-то там деньги, и для меня это был разрыв шаблона — как это налоговая не хочет мои деньги? Это очень поддерживает, когда тебе не приходится пробираться через барьеры, потому что государство в конфигурации, направленной на помощь тебе. И когда ты находишься в этом новом контексте, то, конечно, переосмысливаешь, как это должно быть в здоровом обществе. У меня поменялось восприятие государства и человека в государстве.

С одной стороны, это большая трагедия для страны — что оттуда уехало, по разным оценкам, от 500 до 700 тысяч человек. А с другой стороны, хотя бы часть этих людей, поживших в новом контексте, потом вернется в Беларусь и принесет с собой эту свободу, чтобы попытаться ее там построить.

---

«Приобрела свободу от дое*ывания до себя»

— Я поняла, что в непохожем на Беларусь культурном контексте проще обрести свободу и принять тот факт, что жизнь изменилась. А в Польше или Литве сложнее чувствовать себя свободной от беларуского опыта. Здесь многое напоминает дом и сильно тяжелее этот домик боли с собой носить. В непохожей на Беларусь стране, как, например, Грузия, мне было проще осознать свою боль, принять эти сложные ощущения и переживания и дать горю делать свою работу — переплавлять личность во что-то новое. В похожем культурном и языковом контексте мне сложнее перестроиться на новую жизнь, я буксую, такое ощущение, что одной ногой дома.

Но если смотреть на свободу шире, то вне Беларуси я чувствую себя гораздо свободнее. Понятное дело, она чувствуется на правовом уровне. Но я обрела и гораздо больше личностной свободы — любопытства к жизни и свободы передвижения. Спало вот это ограничение в мышлении, что можно жить только в своей стране, а эмигрировать сложно. Но оказалось, что это не так. У меня уже третий круг эмиграции, третий заход — и с каждым разом это делать все легче. С каждым разом все меньше ограничений я чувствую. Сейчас я живу с осознанием, что переехать можно вообще куда угодно в мире. Да, есть страны, куда сложнее эмигрировать, как Япония или США, например. Но есть много стран, где можно жить и исследовать себя и мир и быть полезным. Вот такую свободу — свободу перемещения — я обрела как в голове, так и в реальности.

Еще я приобрела свободу проявления. В других странах на меня никак не работает мой бэкграунд, опыт моих музыкальны активностей. И в каждой новой стране я как будто бы новая личность, могу освободиться от разных проекций, которые на меня накладывали люди дома. Я могу напиться в тбилисском баре в зюзю, и мне будет не страшно это сделать, потому что никто из знакомых не увидит, что Shuma пьяная в баре танцует. Мне эмиграция помогает быть честной с собой. Другой вопрос, что я в себе вижу, когда честно смотрю. В любом случае это интересный момент самопознания — взглянуть на себя без вот этих опор «беларуская спявачка» или «голас чыгункі». В этом тоже много свободы и высвобождения, хотя это и неприятный процесс.

Еще одна моя приобретенная в эмиграции свобода — свобода от вещей. Это новое для меня ощущение. У нас в семье три человека, один из которых ребенок, и на каждого у нас всего по два чемодана вещей. Я считаю, это успех.

Приобрела свободу от дое*ывания до себя, от внутреннего критика и подгонялы, который говорит: «давай-давай, быстрей, вперед, ты должна, ты молодец, успешная успешница». Оказалось, что когда мотает по эмиграции, важен не успешный успех. На первый план выходят другие, более глобальные ценности, которые позволяют ослабить вот этот синдром успешницы и внутреннего критика. Теперь я думаю: выжила сегодня и дзякуй богу, все вокруг здоровы — и хорошо. Эмиграция сбивает спесь.

Беларусы в Беларуси живут в постоянном напряжении даже на физическом уровне, это настолько глубинная зажатость, что это состояние напряжения ты осознаешь, только когда выезжаешь из Беларуси, когда тебя отпускает. От многих можно слышать, что они выехали из Беларуси и что-то почувствовали прямо на уровне тела, что-то, что они забыли. Это совершенно реальное телесное попускание, когда мышечный панцирь начинает таять и растворяется эта минская скованность. Этим пропитана вся жизнь в Минске, какое-то общее эмоциональное поле, когда ходишь и постоянно зажимаешься, то от холода, то от стрема. Интересно, что даже голоса у беларусов в стране и в путешествии или эмиграции звучат по-другому. Я тоже ощутила это расслабление на уровне тела уже в первые сутки после отъезда из Беларуси. Оказывается, так сильно я была напряжена, хотя в своих фанатазиях я была очень расслабленной барышней, потому что практиковала йогу, растяжки, терапию.

Когда я выехала из Беларуси, мое тело расслабилось, у меня изменился голос, прибыло смелости, решительности и радости. Когда расслабляешься телесно и телом чувствуешь себя в безопасности, тогда возвращается много здоровья. Я желаю каждому беларусу это испытать. Мне так больно за людей, которые живут в этой атмосфере угнетения и страха. Это такой большой урон в долгосрочной перспективе для состояния человека, души, способа мыслить, принимать решения. Каждый день думаю об этом.

Когда напряжение по поводу несвободы ушло, появилось другое напряжение и тревоги. В Киеве, например, у меня обострился ПТСР, потому что хлопцы падобныя, мовы падобныя, улицы — то, о чем я уже выше говорила. К этому подключились и другие тревоги. Как найти свое место? Где мой дом? Кто я? Но это напряжение выносить попроще. Оно наносит меньше удара по моему здоровью и идентичности, чем напряжение в насилии и диктатуре, когда ты живешь и все непредсказуемо — в других странах предсказуемо.

---

«Свабоды без акадзнасці не існуе»

— Я з’ехала з Беларусі за два гады да масавага сыходу 2020-га на вучобу ў магістратуры кінашколы. Можна сказать, что мой ад’езд быў вымушаны, але не ў наўпрост палітычным сэнсе: я разумела, што ў індустрыі кіно, у якой я працую, для мяне ў краіне няма ніякага развіцця. Да гэтага дадаваліся іншыя абмяжоўваючыя акалічнасці: ты жанчына, з беднай сям’і, цалкам сэлфмэйд, змагаешся з навакольнымі абставінамі. Я не бачыла, як гэтую шкляную столю можна прабіць і пачала шукаць шляхі пашырыць свае межы. Але нельга сказаць, што маё адчуванне свабоды звязанае з ад’ездам з Беларусі і жыццём, напрыклад, у Эстоніі. У маем выпадку сувязь адваротная.

Мае адчуванне свабоды звязана з прагай да унутранага пошуку свабоды, прагай ведаць, даследваць, рызыкаваць і спробамі для сябе вызначыць, што такое свабода. Менавіта гэтыя мае ўнутраныя інтэнцыі і пытанні (чаго я хачу, куды я іду, чаму я жыву ў гэтым месцы і ў якім месцы хачу быць) і паштурхнулі мяне да пераезду, а не наадварот.

Я часта згадваю натхняльны прыклад пошуку свабоды ва ўмовах вонкавай абумоўленасці філосафа Віктара Франкла. Ён перажыў канцлагер, там адчуваў сябе свабодным, дапамагаў людзям і, па сутнасці, і стварыў сваю тэорыю пра тое, што чалавек, нават знаходзячыся ў вельмі абмежаваных асбтавінах, сам робіць выбар, як сябе паводзіць і адчуваць, што думаць. Я сябе вучыла гэтым рэчам і знаходзячыся ў Беларусі, і пераехаўшы. Вонкавыя абмяжаванні заўсёды можна нейкім чынам абыйсці ці ставіцца да іх такім чынам, што яны будуць для цябе менш крытычнымі.

Канешне, жывучы не ў Беларусі ты адчуваеш сябе свабадней у выказваннях, дзеяннях, выкарыстанні пэўнай сімволікі. Але і за мяжой ёсць нейкія вонкавыя абмяжаванні. Для мяне зараз у некаторым сэнсе гэта эстонская мова. Я адчуваю патрэбу размаўляць па-эстонску, гэта мой жэст павагі да краіны, дзе я жыву, магчымасць больш свабодна камунікаваць с мясцовымі, адчуваць сябе больше упісанай у эстонскую культуру і прынятай за сваю.

Для мяне панятак свабоды звязаны перадусім з паняткам адказнасці. Проста свабоды без акадзнасці не існуе. Калі ты маеш свабоду выбіраць, то мусіш разумець, што за тваім выбарам стаяць пэўныя вынікі і наступствы. І трэба мець смеласць і пачуццё адказнасці, каб жыць з тым, што ты выбрала, разбірацца ў гэтым, змяняць свой выбар, прызнаваць памылкі і г.д. Да гэтага, можа быць, нехта і не гатовы, гэта вялікая нагрузка. У сакавіку ў Эстоніі пройдуць выбары ў парламент, я пакуль не маю права тут галасаваць. Але ведаю, якую колькасць часу і энергіі трэба патраціць, каб разабрацца ў тым, якія каштоўнасці адстойвае кожная з партый, як яны вядуць камунікацыю, за што змагаюцца. Выбраць свайго кандыдата ці кандыдатку — гэта свабода, але за свой выбар кожны і кожная нясуць сваю адказнасць.