Што робiцца«Смешно и неудобно»: Что сказали силовики, которых Лукашенко лишил звания

 — Когда появилась информация о том, что готовится этот список, я был уверен, что буду в нем. Но в нынешние времена в Беларуси еще неизвестно, что более почетно — когда тебе досрочно дают полковника или генерала, либо когда вносят в такой список.

Очевидно, проблема в микроклимате в силовых структурах. Наверное, Александру Григорьевичу докладывают, что там его не все любят. И появление списка — это попытка запугать остальных.

Страшно, когда человек делает одно, а думает другое. Такие люди-хамелеоны гораздо страшнее. И Лукашенко боится не нас, 80 человек, внесенных в список, он боится именно таких [как гомельский военком].

Не думаю [что собираются «вычистить» всех], потому что помню, как на этапе сбора подписей в очередях за альтернативных кандидатов с паспортами стоял довольно большой пласт силовиков. Мне кажется, что все эти списки давно проверены и эти люди взяты «на карандаш». И если их всех уволить, то работать будет некому.

Очевидно, что их гораздо больше, чем в этом списке. С кем-то, наверное, провели профилактическую работу, погрозили пальцем, лишили премии, кого-то предупредили, что не продлят контракт.

То, что в силовых структурах сейчас есть не только червоточина, но и хорошая, как в яблоке, зрелая середина, — в этом я не сомневаюсь. Есть нормальные люди во всех структурах, и в милиции те, кто занимается поисками реальных преступников, и в КГБ те, кто занимается разведкой и контрразведкой.

У меня отец был военным, я всю жизнь провел в военных городках. Из такого городка в Монголии уезжал в училище. А провожал меня, пацана 17 лет, весь личный состав роты правительственной связи КГБ.

Я эти минуты прощания на вокзале, когда тебя провожают солдаты, которые старше тебя, запомнил на всю жизнь. Стать военным было моей мечтой. Я окончил училище. И в то время, когда нынешние наши политики сидели в теплых кабинетах или вообще еще в учебных аудиториях, я уже командовал ротой на войне в Афганистане.

Все мы общаемся, и с бывшими, и с действующими сотрудниками. Так у нас принято. Только раньше это называлось «преемственность поколений», когда ветераны приходили официально, встречались с молодыми работниками, передавали свой опыт.

Но в начале 2000-х это вдруг прекратилось, и каждый действующий сотрудник должен был письменно докладывать, если встречался с кем-то из бывших сотрудников. Поэтому сейчас все контакты остались только межличностными и, конечно, не афишируются.

 — Ушёл потому, что стало стыдно носить форму. Клялся защищать народ и Конституцию, а не власть. Никто меня не упрекает, наоборот, друзья, соседи, знакомые называют героем.

Почему меня включили в этот список? Да как всегда: кого-то заметили, кого-то нет. Я горжусь, что меня отметили. Сослуживцы ни в чём не обвиняют, разве что могут попросить найти место на гражданке.

Сам я сейчас учусь, недавно получил уровень английского В1, закончил курсы тестировщика. О том, что ушёл, не сожалею. Сегодня поступил бы так же.

 — Адекватно комментировать это невозможно, поскольку это неадекватные действия. Я нахожусь на пенсии 28 лет, при Лукашенко я не служил ни дня, и лично ему никаких присяг не приносил. Я приносил присягу народу Беларуси, и пенсию мне платит не Лукашенко, а народ.

С точки зрения права — это полное беззаконие. Это ненормальное явление, но в нашем государстве уже всё стало нормальным.

Я окончил Военную академию ракетных войск стратегического назначения, окончил два высших учреждения по линии военной контрразведки и внешней разведки КГБ. Окончил юридический факультет БГУ, у меня четыре высших образования. Я всё получил благодаря своим усилиям.

Сын Лукашенко Виктор получает генерала-майора, нигде толком не служив, кроме двух лет в погранцах. Как можно стать генералом за два года службы?!

С другой стороны, есть мой друг Володя Бородач, он был дважды ранен в Афганистане, два ордена Красной Звезды, дважды его спасали в реанимации, возвращали с того света, полковник, командир бригады спецназа. Он очень уважаемый человек среди спецназовцев ГРУ, его все знали в СССР — и его теперь лишают звания. Ну как так?! Или Сергей Анисько. Это афганец, воевал.

Просто мы люди других взглядов, и репрессии против нас только за то, что мы думаем иначе. Но мы не можем думать по-другому! Мы учились аналитически все оценивать, мы воспринимаем все как есть на самом деле. Бывают случаи, когда офицера лишают звания, но только за поступки, дискредитирующие честь офицера. Но для нас честь и достоинство — это была черта, за которую нельзя переступать. Но даже это должен решать суд и как-то наказывать.

У меня есть официальное предупреждение за участие в акциях протеста в Смолевичах. Но за такое разве звания лишают? Я часто комментировал события. И участвовал, если была возможность. Работаешь целый день, потом летишь к 22 часам на акцию, постоял там, снова работать на пасеку. Я же здесь один — и 20 гектаров земли.

Я сам за Тихановскую не голосовал — забрал бюллетень [с собой, уходя с участка]. Я уже научен, что поддерживать кота в мешке не стоит, пусть человек проявится в делах. Но теперь уже я ее поддерживаю, хотя Бородач, наоборот, не поддерживает.

У меня пенсию заберут только на время, сколько Лукашенко продержится. Когда он уйдет, то мне вернут звание и пенсию, компенсируют моральный ущерб, поэтому я не переживаю. Если бы я был старый и больной, и мне всё на лекарства отдавать надо было, то это одно, а я за 28 лет на пенсии ни разу не был в госпитале КГБ.

В 2011 меня сняли с учета в КГБ и передали Министерству обороны. И я рад, что никак не связан с этим политическим сыском.

 — Какие испытываю ощущения? Изумительные. Я действительно рад, что меня лишили этого звания, так как меня больше ничего не связывает с эти стервозным режимом. Мой дед всегда мне говорил: «Максімка, на дурняў не абражайся».

Поддерживаю связь со многими сослуживцами, начиная от подполковников и заканчивая сержантами. Понятное дело, есть люди, которые не согласны с моей точкой зрения и обсуждают меня в узком кругу. Но даже в этом узком кругу есть люди, которые скидывают переписки «несогласных».

Меня это действительно радует: система скоро не выдержит, всё сгорит.

 — Я не припоминаю, чтобы раньше лишали званий, это беспрецедентно. Знаю, что можно лишить звания за тяжкое преступление. Но не припоминаю таких случаев. У меня 24 года выслуги, я подполковник, был следователем по особо важным делам. Так что я получаю пенсию. Или, точнее, получал. Очевидно, что она будет уменьшена. Это, с одной стороны, грустно. С другой стороны, прошла граница между мной и Карпенковым, Кубраковым, Караевым и другими людьми, которые вместе с главнокомандующим наденут мундиры на 9 мая. Они, значит, офицеры. Те, кто обеспечивает все эти репрессии. То, что между нами граница — это даже хорошо.

Наверное, им была неприятна моя биография, то, что я разоблачил фальсификации на выборах, то, что я возглавляю оппозиционную партию.

Там объяснение одно на всех. На самом деле, внятного объяснения нет. Что-то пытается сказать пресс-служба Лукашенко про дискредитацию. Но не знаю, чем я дискредитировал звание подполковника милиции. Здесь очевидная политическая подоплека. А политические мотивации очень сложно положить на бумагу.

Во-первых, это мелкая месть тем людям, которые нашли в себе силы занять принципиальную позицию. Во-вторых, это акт устрашения тех, кто хотел бы уйти, кому трудно оставаться в рядах репрессивной организации. Сотрудник же милиции прекрасно знает, как и что делается, как проводятся репрессии. А когда он приходит со службы домой, он чувствует, как к нему относятся его семья, друзья, знакомые, соседи. И ему не хочется быть садистом, карателем.

Я от бывших коллег слышал, что многие в милицейской системе стремятся уклониться от активного участия в репрессиях. И они рассуждают — мне полгода или год осталось служить, надо дотерпеть.

А теперь им показали, что и после отставки рта открывать не следует, за ними и дальше будут следить и при необходимости накажут.

 — Как тут прокомментировать? Это смешно и нелепо, но я был готов к такому, для меня это не стало сюрпризом. Ущемлённым себя не чувствую.

Никто об этом меня не извещал. Хочу вот съездить в военкомат и сделать запись в военном билете, чтобы потом не вызывали.

Может, это из-за того, что служил в такой части — центральный командный пункт? Среди тех, кто лишился званий, есть даже те, кто уволился не по политическим, а по семейным обстоятельствам. Я с одним из этих людей общался, так он мне говорит: «Я уволился, потому что от меня жена чуть не ушла. Почему сейчас про меня кричат, что я предатель?».

В этой группе и номера телефонов, и наши настоящие адреса указали. И теперь постоянно звонят те, кто, как я понимаю, поддерживает Лукашенко, говорят «предатель» и дичь всякую. Я на это всё не обращаю внимания. Занят сейчас, работаю, даже новости особо читать некогда.

 — Сложно оценить свою реакцию на это известие. Но я воспринял его с улыбкой. По большому счету, для меня ничего не меняется. Прав на военную пенсию у меня нет, каких-то других бонусов за звание тоже, так что особых переживаний по этому поводу тоже нет. Наверное, если меня захотят призвать на какие-нибудь сборы, то будет учитываться то, что у меня нет звания. В запасе я состоял в том специальном звании, которое у меня было, но теперь его нет. Значит, при возможном вызове на сборы будут исходить из этого. Других изменений для себя я не вижу.

Пенсия силовиков складывается из оклада по должности, оклада по званию и надбавки. В зависимости от выслуги лет ты получаешь от 50 до 75% от этих трех показателей. Например, мой оклад по должности был 682 рубля, по званию — 330. А у рядового, наверное, рублей 50. По грубым подсчетам, подполковник может потерять 200−250 рублей из пенсии.