Главная магистраль Минска — проспект Независимости — пожалуй, одно из самых выдающихся архитектурных произведений, созданных в 20 веке в Восточной Европе. The Village Беларусь изучил, какие здания стояли на месте ГУМа и Нацбанка до революции, как улица Захарьевская превратилась в главный проспект послевоенного города, и побывал в доме, где когда-то гостил Вольф Мессинг.
Текст
Тамара Колос
Фотографии
Александр Обухович
АРХИТЕКТОР: Геннадий Баданов
РАСПОЛОЖЕНИЕ: проспект Независимости, 19
ОКОНЧАНИЕ СТРОИТЕЛЬСТВА: 1951
ПЛОЩАДЬ: 14 422,3 кв. м
ЧИСЛО КВАРТИР: 120
КОЛИЧЕСТВО ЭТАЖЕЙ: 5
ПРОДАЖА: 3 100 рублей за кв. м
АРЕНДА НА СУТКИ: 50–70 рублей за однокомнатную,70–80 рублей за двухкомнатную
АРЕНДА НА МЕСЯЦ: от 680 долларов за двухкомнатную

От Захарьевской до Независимости
С 1801-го по 1919 год на месте проспекта Независимости пролегала улица Захарьевская, которая появилась согласно первому отмеченному в истории градостроительному плану. Дело в том, что в начале XIX века Минск находился на тракте Москва — Варшава, который отличался большим трафиком. И для увеличения скорости движения было решено проложить здесь новую магистраль в обход старой части города — района Замчища и нынешней площади Свободы. Улицу назвали в честь первого гражданского губернатора Захария Корнеева.
Со временем улица стала самой длинной в Минске. Здесь располагалось множество гостиниц, рестораций, купеческих лавок, домов зажиточных горожан, музеев, учебных и медицинских заведений. Например, дом Кароля Чапского стоял на участке, где сегодня кинотеатр «Центральный», на месте современного ГУМа до революции были торговые ряды и частные мастерские, а там, где теперь Нацбанк, до 1905 года работали редакции городских газет. Именно на Захарьевской в 1898 году прошел первый съезд РСДРП, а в 1907-м открылся первый в городе кинотеатр «Иллюзион». Это была во всех смыслах главная улица Минска, которую к тому же первой заасфальтировали в 1910 году.

В центре Минска создавался новый архитектурный ансамбль, и те здания, которые не вписывались в видение архитекторов, отправились под снос.
После прихода советской власти Захарьевская превратилась в Советскую. Большинство дореволюционных зданий, расположенных на ней, было уничтожено в войну, а то, что осталось, «добило» советское градостроительство. Дело в том, что в 1946 году был утвержден генплан Минска, согласно которому улица Советская начала превращаться в главный проспект столицы: ее проезжая часть увеличилась в два раза — с 12 до 24 метров, а тротуары — до 12 метров. В центре Минска создавался новый архитектурный ансамбль, и те здания, которые не вписывались в видение архитекторов, отправились под снос.
Если до войны планировалось, что проспект будет выдержан в популярном тогда стиле конструктивизма, то затем аскетичные прямоугольники вышли из моды. К тому же у переживших оккупацию беларусов надлежало поддерживать уверенность в неоспоримости и надежности советской власти. И здесь на помощь пришел неоклассицизм или сталинскиий ампир с его пышностью и античными мотивами.
Строительство на центральном участке проспекта Независимости велось в две очереди: в 40–50-х — от площади Ленина (сейчас Независимости) до Центральной (теперь Октябрьская). В 50–60-х — от Центральной до Круглой площади (ныне площадь Победы). Большинство жилых домов, расположенных на этой части проспекта, возводились согласно разработке «Горстройпроекта» — по типовой секции № 7, что обеспечило художественное единство застройки.


Любопытно, что в 1950-х отрезок проспекта от Главпочтамта до Энгельса носил название «Бродвей». Здесь собирались минские стиляги, которых народные комсомольские дружины отлавливали и тащили в штаб в кинотеатре «Победа». А спустя десятилетия, в 2007 году, здание ГУМа все на том же проспекте «загримировали» под «Коктейль-холл» для съемок мюзикла «Стиляги».
Дом, где останавливался Вольф Мессинг
Сейчас в здании по адресу Независимости, 19 расположено два знаковых для минчан места — Центральный книжный и «Лакомка». Однако в конце XIX века на месте кондитерского магазина находилось не менее известное заведение — павильон семейной фотографии Моисея Наппельбаума, открытый им в 1895 году по возвращении из Америки. Правда, настоящую славу фотограф приобрел лишь после переезда в Петербург в 1910 году. Работая там, он запечатлел почти всех выдающихся людей эпохи: от Федора Шаляпина и Анны Ахматовой до Ленина и Луначарского.
Здесь любил гостить известный телепат и гипнотизер Вольф Мессинг — он останавливался у школьной подруги своей жены Аиды.

Там, где сейчас Центральный книжный магазин, до войны располагалась гостиница «Одесса». Заведение пользовалось большой популярностью среди минчан того времени: при гостинице был ресторан «Медведь», где устраивались музыкальные представления. И даже Янка Купала не смог удержаться от того, чтобы не остановиться здесь в 1913 году.
Бомбардировки превратили историческое здание в руины, из которых в 1951 году поднялся прекрасный образец советского градостроительства — пятиэтажный дом, выдержанный в стиле сталинского неоклассицизма. В разное время здесь жили кинорежиссер Владимир Корш-Саблин, снявший первый звуковой фильм в беларуском игровом кинематографе — «Западный фронт»; актриса Стефания Станюта; народный артист СССР, дирижер Иосиф Жинович. Также здесь любил гостить известный телепат и гипнотизер Вольф Мессинг — он останавливался у школьной подруги своей жены Аиды.
«Мы должны платить за то, что живем в центре»
Ольга
Купила четырехкомнатную квартиру по проспекту Независимости, 19
Я человек центра, шума и гама, и вообще не понимаю, что значит выражение «тихий центр».

Наша семья въехала в эту квартиру 17 лет назад. Сейчас жилье в процессе осмысления, потому что сын вырос, уехал и вряд ли будет дальше жить с нами. Здесь четыре комнаты, общая площадь 115 квадратных метров. И если раньше я всегда говорила, что квартира мала для нас троих, то сейчас понимаю, что она, наверное, даже большая.
С переездом сюда связана интересная история. Когда у нас родился сын, мы стали искать квартиру побольше. Я очень долго, почти год, смотрела разное жилье и успела за это время подружиться с риелтором. И вот когда мы уже нашли подходящую квартиру и почти подписали договор, риелтор сказала: «Даже не знаю, говорить тебе или нет, тут квартира одна появилась, над «Лакомкой». Она такая угловая, на четвертом этаже, четырехкомнатная». На что я ответила: если угловая, значит, не над «Лакомкой». У старожилов есть четкое разделение, и хотя это один дом, я всегда говорю, что живу над Центральным книжным. И вот риелтор начинает описывать расположение квартиры, куда выходят окна, и я понимаю, что прекрасно знаю это место. Здесь жила моя репетитор, к которой я ходила три раза в неделю изучать английский. Решение о покупке было принято в течение пяти минут.


Я человек центра, шума и гама и вообще не понимаю, что значит выражение «тихий центр». Если это центр, то зачем «тихий»? Хотите тишины, постройте загородный дом с забором или переезжайте в спальный район. Если вы любите жить в центре и хотите, чтобы у вас в радиусе 500 метров было все, то терпите. Кроме того, разве у нас шумно? Нет. Здесь же не гуляют пьяные алкоголики, которые горланят песни. Их чаще можно встретить в «тихих» спальниках.
Мне здесь ничто не мешает. Горит подсветка — хорошо. Машины ездят — прекрасно. Троллейбусы убрали — тоже неплохо. После одного случая я даже перестала раздражаться, когда перекрывают улицы. Это сейчас все эти демонстрации перенесли на проспект Победителей, а в то время порой даже из двора выйти невозможно было. Помню, мы с мужем идем — и тут снова оцепление. Я говорю одному милиционеру: «Да что ж это такое, когда это кончится?». А он ответил: «Слушайте, ну переезжайте в Серебрянку, Сухарево, Малиновку, вы же в центре живете». И я подумала, что действительно, мы ведь должны платить за то, что живем в центре. Так что когда начинаются все эти стоны: «Нет ни одного супермаркета рядом, некуда ходить в магазины, понаставили кафе…» — ну, ребята, выбирайте. Сейчас не советское время, квартиры уже не выдают под ордер. Продайте свою, купите новую, поселитесь рядом с «Короной» и ходите в супермаркет хоть каждый день. Есть два пути: или попытаться изменить людей вокруг, или попробовать изменить себя. А если не удается ни то ни другое, то остается только переехать. Я вот не исключаю, что однажды тоже уеду на дачу.

И я подумала, что действительно, мы ведь должны платить за то, что живем в центре.
Сейчас с инфраструктурой все хорошо. Есть маленькие лавочки, магазинчики и даже универсам «Центральный», который, можно сказать, практически супермаркет. Я много лет хожу в News Café, Café de Luxе, Tapas bar, Pinky Bandinsky, все в шаговой доступности. При любой бытовой потребности: начиная с зубной пасты и заканчивая нитками-иголками — ГУМ. Когда ребенок учился в школе и были нужны тетрадки-ручки-карандаши — просто спускалась на первый этаж и покупала.
То, что на первом этаже магазины, не страшно. «Лакомка» ведь не гастроном, где выгружают все подряд. В книжный раз или два в день приезжают на легковых автомобилях, отгружают в дворах и уезжают. А от посторонних посетителей у нас во дворе стоит шлагбаум. Единственное, если он сломан, то машину сложно припарковать днем. Но это опять-таки плата за жизнь в центре. Я подпитываюсь энергетически именно тем, что могу в любой момент выйти и оказаться в самой гуще жизни.


«Горожанам ведь тоже хочется красивый вид»
Семнадцать лет назад квартира стоила смешные деньги — 50 тысяч долларов. Тогда стоимость квадратного метра составляла 500 долларов, и более того: чем больше была площадь квартиры — тем ниже стоимость квадратного метра. Потому что в те годы четырех- и пятикомнатные квартиры мало кто мог себе позволить, все покупали двух- или трехкомнатные.
Когда мы сюда въехали, квартира была в очень приличном состоянии. Какой-то особый ремонт мы не делали. Во-первых, у нас тогда был не очень большой бюджет. А во-вторых, для меня было принципиально сохранить аутентичность, все эти неровности и шероховатости. Я не выравнивала стены, хотя строители находились в недоумении: как так? Не ремонтировала потолки, сохранила стену из дранки, даже не сделала откосы на окнах, просто заштукатурила и прикрыла шторами. И сейчас квартира находится в процессе естественного дряхления.
И если архитектор придумал окна именно с таким мелким переплетением, то будьте добры, оставьте их такими, какими они были.

Когда мы ставили стеклопакеты, то повторили рисунок старого окна, единственное, что изменили, так это стекло до низа там, где раньше была глухая деревянная рама. Я вижу в домах напротив, что люди ставят стеклопакеты в эркерах, пренебрегая всеми этими планочками. Я понимаю, что так дешевле, а может, людям просто нравится более свободный вид из окна и они не хотят эту решетку. Но как быть всем остальным горожанам? Нам ведь тоже хочется красивый вид! И если архитектор придумал окна именно с таким мелким переплетением, то будьте добры, оставьте их такими, какими они были.
В квартире есть спальня, детская (если ее можно сейчас так назвать), кабинет мужа, кухня и, разумеется, ванная с маленькой комнаткой, где стоит стиральная машина. Вся мебель, что выглядит старой, на самом деле состарена еще на фабрике. Вдобавок сын, когда был маленьким, тоже ее немножечко «подстарил». Стол, угловая полка, сервант — все от одной итальянской фирмы, которую я очень люблю. Наверное, потому, что мы люди, у которых нет по-настоящему хорошей истории семьи и нет антикварной мебели, доставшейся от прабабушки. Но мы же все хотим, чтобы у нас такая история была, и потому делаем ее искусственно.



У нас есть дача, а по сути, большой загородный дом. И так получилось, что все гости приезжают к нам туда, и все новинки тоже едут туда. Обычно люди отвозят старые вещи на дачу, а мы наоборот, привозим старое с дачи сюда.
На стене висят тарелки, потому что все что-то собирают, и я тоже решила, что хочу собирать тарелки. Коллекция началась с того, что я пришла в турецкую лавку и сказала: «Хочу купить тарелку, я их собираю. Какую посоветуете?». На что продавец отвечает: «Подумайте, выберите, чтоб подходило к интерьеру. Сколько у вас уже тарелок?». А я говорю: «Эта будет первая». И с тех пор мы решили привозить тарелки из разных мест, но не такие, как, знаете, с названиями городов, а интересные.
Гардеробная появилась в спальне после того, как мы просто «отрезали» кусок от комнаты. Я распланировала ее полностью сама. Вначале пошла в единственную на тот момент фирму, которая занималась встроенными шкафами, и сказала, что мне нужна отдельная гардеробная. Но те просто не поняли, чего я от них хочу. Так что я прикинула, сколько по ширине и высоте займут свитера, пара обуви, и начертила на миллиметровке план что куда. Даже не знаю, смогла бы я сейчас это повторить, но тогда вышло довольно легко.
У нас в квартире два балкона: на кухне и в спальне. Но если кухонный выходит на проспект, то с балкона спальни мало что видно, только соседей. Поначалу, когда мы только сюда переехали, делали попытки посидеть, повыпивать, но потом решили от этого отказаться. Потому что вечером мы никого не видим, а весь дом наблюдает, как мы сидим в пижамах и пьем вино.
В нашем доме живет много хороших людей, их детей и внуков. Одно время надо мной жила (к сожалению, уже умерла) известный скульптор Галина Горовая. Теперь там проживает ее дочь. Однажды они нас случайно залили, и мне досталась в качестве компенсации маленькая скульптура Галины Горовой.



«Я отношусь к Минску как к родственнику»
Меня здесь абсолютно все устраивает. Единственное, что ужасно печалит, так это состояние деревьев на проспекте. Они здесь не приживаются, их меняют каждые пять лет с упорством, достойным лучшего применения, вместо того, чтобы наконец собраться, решиться, выделить деньги и посадить по нормальным технологиям взрослые деревья. Улицы поливают всякими химикатами, они попадают в почву, и саженцы погибают. Хотя этой зимой землю у корней закрывали пленкой и заматывали ею же стволы. Может, и поможет. Но, боюсь, я рискую не дожить до того времени, когда здесь будут нормальные липы. Как сказали мои киевские друзья в разгар Майдана в 2014 году: «У вас же нет ни одного дерева, за которым можно спрятаться от снайпера!».
Во дворе дома есть бомбоубежище, поэтому у нас вряд ли построят какое-нибудь элитное жилье, как на Круглой площади. Это меня тоже умиляет. Я не понимаю, зачем жить в «тихом центре» без вида из окна. Когда-то я о нем не думала, для советского человека это было что-то за гранью — какой еще вид, господи, дайте хотя бы отдельную однокомнатную хрущевку. Но однажды ко мне в гости (не в эту, в другую квартиру) пришел тогда еще главный архитектор Минска Александр Чадович. Он подошел к окну и сказал: «О, смотри-ка, у тебя здесь такой вид». И с тех пор я стала обращать внимание. Так что когда иду по Круглой площади, то порой смотрю на новые дома и думаю: «Ну вам же сказали не превышать этажность. А вы все-таки превысили, хоть на один этаж, но вылезли. В таком случае или ставьте 16-этажный стеклянный небоскреб, или уже не вылезайте».
Боюсь, я рискую не дожить до того времени, когда здесь будут нормальные липы.

Кстати, в этом бомбоубежище сделали раздевалки то ли для вневедомственной охраны, то ли для милиции. И это тоже хорошо, потому что у нас здесь постоянно милиция, а недалеко — вообще целое министерство. Но несмотря на патрули, бомжи во дворе все равно живут. С тех пор как я стала гулять с собакой, для меня открылся целый мир. Раньше, когда я садилась в машину у подъезда и проезжала по минским улицам, то думала: «Боже, какой у нас красивый чистый город». А на деле оказалось, что он дико грязный. А во дворе дома, за подстанцией, вообще лежка бомжей.
Проспект у нас довольно милый, симпатичный, особенно если не сравнивать с тем же Парижем. Я думаю, что Минск — чрезвычайно удобный для жизни город. Беларусь вообще очень удобна для жизни, но не для работы, бизнеса или обучения. Это достаточно европейский город, со всеми признаками столицы, при этом у нас практически нет пробок. Вся наша пробка — это когда лишние три минуты постоял на светофоре. Очень неплохо с ресторанами, в кино показывают все новинки. Театры и музеи… Ну, есть моменты. Но будем честны, у нас нет прям-таки заядлых театралов, которые без театра жить не могут и в Эрмитаж каждый день ходят. Шопинг — тоже не вопрос, даже Zara у нас появилась, что такой же показатель европейскости, как и «Макдоналдс». Если в Беларусь заходят такие сети, значит, со страной еще не все потеряно.
Я отношусь к Минску как к родственнику — какой ни есть, а все родня.



Я отношусь к Минску как к родственнику — какой ни есть, а все родня. Если ты можешь в Минске что-то изменить — значит меняешь. Хочешь побрюзжать — значит брюзжи себе тихонько. Ты можешь его любить или ненавидеть, но в любом случае понимаешь, что это твой город.