Дзе ты жывешЯ живу в доме над «Академкнигой»

Текст

Александр Лычавко

Евгения Сугак

Фотографии

Евгений Ерчак

Нечетную сторону Ленинского проспекта от Типографской до Ботанического сада застраивали архитекторы Георгий Заборский, Яков Шапиро и Николай Дроздов, а четную отдали Георгию Сысоеву и Сергею Мусинскому. Первым проектом Сысоева стал деревянный кинотеатр «Радуга» в парке Челюскинцев, и после его успешной реализации архитектору доверили заказы посерьезнее. Сысоев и Мусинский вместе и порознь возвели еще несколько знаковых зданий в районе пересечения проспекта Независимости с улицей Долгобродской, на площадях Калинина и Ленина. Журнал «Архитектура и строительство» писал: «Для жилых домов этого авторского тандема характерны крупный ритм эркеров или остекленных лоджий на фасадах, ленточное остекление первых этажей, индивидуальное силуэтное завершение. Главное во всех работах — ощущение крупномасштабного градостроительного ансамбля».

По четной стороне Ленинского проспекта в начале шестидесятых Сысоев и Мусинский возвели дома №№ 72, 74, 76 и 80, которые не только выстроились вдоль проспекта, но и «завернули» на прилегающие улицы.

Дом № 80 за характерную надстройку на крыше прозвали «дом с чайкой»: этакая большая железобетонная «птичка» была видна всем, кто въезжал в город со стороны Москвы. Впрочем, совсем уж издалека она была не видна: в районе теперешней станции Детской железной дороги и Аграрного технического университета проспект забирался на высокую гору, которая очень ограничивала видимость. В 1971 году эту гору срезали: проспект стал ровнее, прямее, а станция «Заслоново» оказалась на краю высокого холма — именно на такой высоте раньше и пролегала главная улица Минска. Застройку микрорайона Восток тоже поручили Сысоеву — получилось, что многие основные объекты архитектора выстроились вдоль Ленинского проспекта. В девяностых на «чайку» водрузили рекламу МАЗа, и эта конструкция стала видна даже с кольцевой.

«Дом с чайкой» строился под патронажем Управления делами ЦК Компартии БССР, поэтому здесь селили видных деятелей страны: научную и творческую интеллигенцию и других знаменитостей — дирижера симфонического оркестра филармонии Виталия Катаева, ректора БГУ Антона Севченко (руководил университетом с 1957 по 1972 годы), Героя Советского Союза летчика-истребителя Андрея Кулагина, народного артиста БССР, певца Зиновия Бабия, футболистов минского «Динамо». В 1967 году на первом этаже открылся цветочный магазин, и цветы там продаются до сих пор.

Дома высокой культуры быта

Сплошной стеной вдоль проспекта стоят дома №№ 78, 76 и 74. Если 78-й и 74-й — ничем не примечательные пятиэтажки, то 76-й резко выделяется и высотой, и оформлением. Восемь этажей в основной части, широкие окна, почти сплошное остекление лестничных пролетов с ячейками-сотами, автоматические лифты. В доме селились сотрудники Академии наук, а работники Ботанического сада высаживали во дворе редкие растения. На первом этаже здания открылся магазин «Синтетика», здесь можно было купить одежду из ультрамодных в 60-е материалов: болоньи, нейлона, лавсана… Изо всей страны приезжали за болоньевыми куртками и плащами. В 90-е магазин стал называться «Первомайский», а в 2003 году тут открылся салон светильников. А в соседнем доме № 74 еще в 60-е был знаковый магазин: «Дом обуви».

Дом № 72 на углу нынешних проспектов Независимости и улицы Сурганова — это 42–квартирный дом Управления делами Совета Министров СССР. Квартиры распределяли и среди сотрудников Академии наук, так что сюда заселилось немало детей академиков и заведующих институтов. За это дом в шутку называли «Детский дом», утверждает исследователь минской истории Владимир Воложинский. Летом 1965-го в этом доме — чуть дальше от проспекта — открылся первый крупный специализированный магазин по продаже часов «Луч» Минского часового завода.

С 1964 года на первом этаже здания, на углу, располагалась библиотека «Юность». В 1976-м, после реконструкции, тут открыли магазин «Академкнига» как филиал всесоюзной сети «Академкнига СССР». На торце здания, выходящем на Ленинский проспект, повесили эмблему магазина высотой в четыре этажа: большие буквы «АК» и изречение Ленина «Книга — огромная сила». При магазине работал творческий клуб «Натхненне», на встречи с читателями приглашали ученых и авторов книг.

В 90-х для магазина наступили сложные времена. В 1994-м в здании случился пожар: загорелись парикмахерская и магазин часов. «Академкнига» закрылась, а после ремонта в одном из залов начали продавать дорогие меховые изделия; витрины сдавали под рекламу сторонних фирм. В 1996-м магазин признали банкротом и закрыли, за помещение разгорелась борьба, но все же магазин достался Академии наук, и летом 1998 года «Академкнига» снова открылась.

Архитектор Анатолий Воинов в книге «История архитектуры Белоруссии. Советский период» писал про квартал: «Хорошим примером служат здания, построенные в Минске на Ленинском проспекте в районе парка Челюскинцев […] Они отличаются хорошей пропорцией как дома в целом, так и отдельных его частей, удачным сочетанием членений плоскостей стен с окнами, проемов лестничных клеток и сгруппированных лоджий. Приятно воспринимается лаконичное цветовое решение».

Дом начали строить в 1962 году и закончили в 1965-м. С момента постройки я тут и живу. Всю жизнь, с 1960 года, я работаю в Академии наук: перевожу научные статьи и книги с русского языка на английский для зарубежных журналов. Когда пришла в научный институт, мне дали поработать с текстом. Я перевела его, но там было такое выражение: «Трубы расположены в шахматном порядке». Ну и что? Перевела дословно: located in chess order. Это отправили в Америку. Приходит ответ профессору, а там написано: «Я не знаю, играете ли вы в шахматы или шашки, но, как расположены трубы, я не понимаю». А правильно было сказать in staggered order. И тогда я попросила Лыкова — шефа — и мне стали привозить микрофильмы на английском языке и параллельно на русском. Так я стала учиться и понимать техническую сторону дела.

История семьи и переездов

На этой фотографии мои бабушка и дедушка. Бабушка родилась то ли в Калуге, то ли в Полотняном Заводе — мы никогда не интересовались ее историей. Выходила замуж за приказчика, и родители от нее отказались: не положено так, был он не их звания. А потом дедушка стал очень богатым человеком — пивоваром. Был такой в Москве знаменитый пивовар Горшанов, и дедушка стал его компаньоном: внес десять тысяч рублей золотом, это большие деньги. Потом советская власть все забрала.

Я родилась в Серпухове в 1937 году. Во время войны мы жили в Сибири, в Усолье-Сибирском, Забайкалье. Потом отец ушел на фронт, а мы поехали к маминому брату в Бийск. Война закончилась, но сразу вернуться мы не могли: Сталин запретил. Он решил, что те заводы, которые эвакуировали на окраину, должны там и оставаться вместе с работниками. Чтобы вернуться, нужен был особый литерный документ, который позволял выехать назад. Мамин брат занимал высокий пост и смог достать нам бумаги. Приехали в Москву 24 июня 1945 года и жили у него. Потом мы год были на Украине, в Дубно. Бандеровцы вырезали комсомольцев, и мы по ночам прятались. В доме была такая комната без окон, и там собирали детей, мы там проводили ночь, спали на коврах, семечки лузгали. Отца собирались послать в Германию, он пробыл там один год и попросился на Дальний Восток. В 1948-м или 1949 году его отправили в Спасск-Дальний, а потом мы переехали в Хабаровск и жили на Большом аэродроме до 1952 года, когда отца перевели в Минск.

Интересно, что мы никогда не жили на окраине города: в Серпухове — в центре, в Хабаровске, пусть и на аэродроме, — все равно в центре, в Минске — в центре. В Москве у тети-дяди — на площади Восстания, мой внук в Санкт-Петербурге жил на Большой Морской.

Коллекция фарфора и картины

Чтобы купить мебель, в то время нужно было иметь друзей-евреев. А у меня полгорода было таких друзей. Только так, других вариантов не было, мебель купить было невозможно.

Я очень люблю фарфор, коллекционирую его. Это вот французский Liege, это Herend ручной работы из Венгрии. А вот прекрасный фарфор из Дулёво. А вот эта чашечка фарфора Villeroy.

Когда-то сервиз стоил 30 рублей, я его себе не могла позволить. А такая чашечка из Ломоносовского фарфора стоила рубль тридцать, и вот так у меня образовалась коллекция. Сегодня такая чашечка стоит 50 долларов.

Вот этот сервиз несколько лет простоял на витрине магазина «Кристалл», и я все ездила мимо и смотрела — так он мне нравился. У меня приятель был директором одного из торгов. Я говорю: «Аркадий, мне очень нравится этот сервиз», а он отвечает: «Ты что, он же на витрине!». Я смеюсь: «Ничего, разберем витрину». Разобрали. Прихожу домой, а дочка мне: «Мама, сервиза в витрине больше нет!» Я и отвечаю: «Конечно, нет, я же его и забрала». Я его купила в день своего 50-летия, значит, ему уже тридцать лет. Мы пользуемся всякой посудой, не делим ее на обыденную или парадную, у нас так не принято. Пьем из хороших чашек.

Вот это картина Леонида Мельника, мокрая акварель. А вот у этой работы своя история. Был у меня приятель, художник Игорь Григорович. Как-то у него заказали портрет подпольщицы Осиповой, а ей некогда. И он говорит: «Давай ты попозируй мне». Мы пошли к соседке, взяли яркое платье, повязали косынку, и я должна была получиться такой пышкой, как она, хотя была худая. И вот ему необходимо доделать картину с лицом Осиповой, сдал работу в госкомиссию, а затем переписал ее с моим лицом. Потом хотел ее исправить, у меня ведь были не такие полные руки, но не успел — умер. Как-то я шла по улице, и на меня налетел мужик. Трясет меня и приговаривает «эти глаза, эти глаза!». Ну, думаю, еще мне шизиков не хватало. Он достает удостоверение: я, говорит: «Я член союза художников. Мы у Игоря Владимировича в мастерской собираемся, там стоит ваш портрет — и мы с вами чокаемся. Вы — единственная женщина в нашей компании!» А когда Игорь умер, его жена мне передала портрет. Хотели мне руки исправить, но я отказалась. Когда Май Данциг устраивал выставку Игоря, он отобрал эту картину, хотел ее взять. Но Саша, мой зять, не отдал, сказал — не вернут (смеется).

«Я считаю, что книги — это всё»

Вот там, за углом, где сейчас «Оранжевый верблюд», был обувной магазин: обувь всех стран мира. Французская, английская, шубы какие хочешь — продавалось все. Дефицит наступил позже, в 70-х, а до того все можно было купить. Правда, пара французской обуви стоила 40 рублей, а зарплата —100 рублей. Зато квартира была дешевая, еда дешевая: килограмм мяса —1 рубль 10 копеек. А вот книги купить было очень сложно. Торгашам важно, чтобы были красивые фолианты в их стенках, поэтому книги достать было трудно, мы стояли в очередях. Страна действительно была читающей: все читали — в метро, читали везде, книги и толстые журналы.

Помню, когда я пошла в Серпухове в школу, у нас была библиотекарша — какая-то старая дворянка. Когда я приносила сдавать книгу, она спрашивала: что ты прочитала? Что ты поняла? И это очень важно: нас приучали любить книгу, поэтому мы все читали. Моя дочь читает электронную книгу. Что это за чтение? Мне надо, чтобы была толстая корочка, чтобы книга была бумажная. Книга должна быть в листах. Сейчас с удовольствием перечитываю «Преступление и наказание».

Я никогда не гонялась за нарядами: что в юности мама покупала, то мне было хорошо. Мама и папа приучили меня к театру и книгам — вот что мне было интересно. Люди из Германии везли сервизы, а мой папа — книги. Потом мы делали ремонт, книги лежали в кладовке, и их у нас украли.

Сейчас на улице в лотках бананы продают, а раньше были книжные лавки. У меня с тех пор много старинных книг осталось. Я считаю, что книги — это все.

Мой близкий друг был обладателем большого количества книг, в частности, «Библиотеки всемирной литературы». Мне очень хотелось иметь ее. Потом его не стало. И вдруг в мой день рождения приходит его сын и говорит: «В память о папе я хочу подарить вам его библиотеку». Она была не вся, и 60 томов я докупила в букинисте, так что теперь все библиотека укомплектована.

Мне оставалось найти три книги из «Всемирной библиотеки», и я в декабре пошла в букинист на Карла Маркса. Продавщица одну дает, вторую... Я говорю: девушка, ну давайте уже и третью. И она находит третью! Такой стоял хохот в магазине! И говорят мне: если вы будете продавать эту библиотеку, приносите сюда. А я отвечаю: нет, эти книги я продавать не буду.

Еще я очень люблю оперу и всегда сижу в первом ряду. Наверное, в 52-м или 53-м году мы пошли на «Фауста». Мама у меня была музыкальный человек. И вот мы стоим, а тут идет какой-то мужчина, закутанный в плотный шарф, старый. Билетерша толкает маму и говорит: «Козловский, Козловский!» Я говорю: «Мама, ты куда меня привела? Какой из него Фауст?» Мы сидели в первом ряду, и когда он вышел, я онемела. Такое было перевоплощение! Актерство, профессионализм, голос! Я была просто убита наповал.

Мы ходили на выставки, не мыслили без этого жизнь. Как только в Москве открывалась какая-то выставка — Пикассо, Шагал, Гойя, — мы «фьють» на самолете — и туда. В 1991 году мы с внуком поехали в Москву, а как раз там была выставка Шилова. И приятель Гена Дрейцер мне говорит: «Эля, туда невозможно попасть». Я говорю: «Гена, не переживай: я приеду — и нам на вокзал принесут билеты». И действительно, нам принесли билеты, приятель помог. Мы пришли на эту выставку. Шилов идет по залу в красной рубахе, весь такой вальяжный. Девки прямо сшибают его, а я как-то так развернулась, и смотрю прямо на него. Он спрашивает: «Вам автограф?». Я говорю: «Зачем мне автограф? Я из Минска приехала ваши картины посмотреть, а вы мне — автограф!» Он стал на колени, поцеловал мне руку, мол большего комплимента я не получал. А Дрейцер говорит: «Опять эта старуха, куда ты уже там влипла?»

Замечательные соседи

Дом очень спокойный, но весной я попала в страшную ситуацию — стала жертвой мошенников. Ночью мне позвонили и по телефону и якобы голосом внука сообщили, что он сбил девушку и ему грозит 14 лет тюрьмы. Я была зомбирована этим сообщением. Мне повторялось это много раз. Мой внук для меня все, и я отдала пришедшему ко мне нелюдю все деньги, что были накоплены за долгие годы на старость. Приходила милиция, я писала заявление, но их не нашли.

В этом доме жили замечательные люди! У меня была очаровательная соседка, кандидат медицинских наук Шило Надежда Федоровна, но в 86 лет умерла. И напротив соседка Марина, тоже кандидат наук, химик, очень хорошая женщина. На 6-м этаже жила писатель Таня Замировская — чудесная девочка, и с папой ее мы общались. А в той части дома жил внук Заслонова, художник. Жили футболисты Рёмин и Малофеев. Они во дворе сделали футбольное поле, и все дети играли — они учили их. На зиму лед закатывали на поле.

У нас в подъезде очень хороший контингент был. А сейчас стали продавать квартиры непонятным людям. В одной квартире какая-то частная лавочка анализы делает. Раньше во дворе был детский сад, а теперь там межведомственная охрана.

Прежде мы ходили в Ботанический сад, дети кормили лебедей, гуляли. А теперь там цена за вход бешеная, мы туда не ходим. Мы можем пройти туда только во время обеда со своими пропусками. Все очень изменилось. Все стало хуже. В том числе и ценности. У человека должны быть две ценности: честность и достоинства, а этого нет у нынешнего поколения.