Дзе ты жывешЯ живу в квартире Ли Харви Освальда

Фотографии

Евгений Ерчак

Текст

Евгения Сугак
Тамара Колас

КОЛИЧЕСТВО КВАРТИР: 38

ПРОДАЖА: от 90 000 долларов — за 2-комнатную, от 130 000 — за 3-комнатную

АРЕНДА НА МЕСЯЦ: 350 долларов — за однокомнатную, 500 долларов — за двухкомнатную,

АРЕНДА НА СУТКИ: 30 долларов за двухкомнатную квартиру

В доме № 4 на Коммунистической, в однокомнатной квартире на четвертом этаже с видом на Свислочь в 1960–1962 годах жил Ли Харви Освальд — единственный подозреваемый в убийстве президента США Джона Кеннеди.

Ли Харви Освальд прибыл в СССР осенью 1959 года — бывшему морскому пехотинцу, увлекающемуся марксизмом и социализмом, тогда было 19 лет. Он получил в советском посольстве в Хельсинки пятидневную туристическую визу, приехал в Москву 16 октября и немедленно заявил о своем намерении получить гражданство СССР.

Получение гражданства растянулось на достаточно продолжительный период, вместивший и бюрократические проволочки, и попытку самоубийства со стороны Освальда. В конце концов юношу отправили в Минск. Американского перебежчика не могли поселить в Москве или Ленинграде, а вот столица БССР для этих целей подходила идеально. С одной стороны, это достаточно крупный город, со всеми признаками цивилизации, а с другой — в Минске Освальда можно было легко поместить «под колпак КГБ».

Разумеется, 20-летний американец не знал, где находится Беларусь. В своем дневнике он написал: «Мне сказали, что посылают меня в город Минск. Я спросил: «Это в Сибири?». Они рассмеялись».

Уже 7 января Освальд прибыл на перрон Минского железнодорожного вокзала. Первые два месяца он жил в недавно открывшейся гостинице «Минск», в номере высокого по советским меркам класса — с телевизором, индивидуальным санузлом и доступом в круглосуточный буфет. Но вскоре он получил ключи от собственной квартиры.

Еще 8 января Освальд написал в дневнике о встрече с «мэром города» Шараповым, который пообещал ему бесплатное жилье и заодно предупредил о «некультурных людях, иногда оскорбляющих иностранцев». А уже 16 марта 1960 года Ли Харви пишет: «Получаю небольшую однокомнатную квартиру с кухней и ванной. Рядом с заводом (8 минут ходьбы). Прекрасный вид с двух балконов на реку. Почти бесплатно (60 рублей в месяц). Это мечта для русских».

Тогда улица Коммунистическая называлась Калинина — дом был относительно новым, 1955 года постройки. К счастью, здания на этой улице избежали борьбы с «архитектурными излишествами», так что четвертый дом был выполнен в помпезном стиле сталинского ампира.

Очевидно, что Минск выделил квартиру всего за два месяца, чтобы не ударить в грязь лицом перед американцем. Так как Освальд был холостяком, он получил однушку, но в крайне выгодном месте — в самом центре города, у площади Победы, в двух шагах от набережной, с видом на реку, рядом — Оперный театр, штаб БВО (нынешнее Министерство обороны), проспект Сталина и парк Горького.

Возможно, Освальд получил бы квартиру даже раньше, но жилье должны были «подготовить». Бывшие соседи Ли Харви рассказывали, что уступали свои квартиры сотрудникам КГБ, чтобы тем было удобнее монтировать прослушивающие устройства. Действительно, позже, в ходе расследования убийства Кеннеди, всплыли стенограммы происходящего в квартире, в том числе семейных скандалов.

Беларуский друг Освальда Эрик Титовец вспоминал, что до женитьбы квартира Ли Харви выглядела «холостяцкой»: раскладушка, стол, разрозненные стулья. Однако это не мешало Освальду приглашать гостей, в том числе и девушек, которых, к слову, он считал слишком целомудренными по сравнению с американками.

В эту самую однушку Освальд привел и свою жену Марину; здесь провела первые месяцы жизни их дочка Джун Ли. Семья часто фотографировалась: сохранились снимки Марины и Освальда на набережной, в парке и на балконе квартиры. Судя по фото, тогда парк был довольно «голым» — деревья были высажены недавно, поэтому здания Оперного театра и Минобороны хорошо просматривались со всех точек.

Кстати, это фото Марины на балконе минской квартиры ФБР нашло в кошельке у Освальда после его задержания по подозрению в убийстве Кеннеди

Спустя полтора года жизни в Минске Освальд решает вернуться в США, и Марина соглашается поехать с ним. В июле 1961-го они отправляются в Москву на собеседование в посольство, а уже в мае 1962 года навсегда покидают советский Минск.

Ли Харви Освальд больше никогда сюда не вернется — он будет застрелен в гараже полицейского управления Далласа спустя два дня после убийства Кеннеди. Марина же посетит Минск только в 90-х.

После того как Освальды уехали в США, в квартире № 24 на четвертом этаже дома по улице Коммунистической поселились другие жильцы.

Последние почти двадцать лет тут живет Эдуард Сагандыков, добродушно принимая журналистов и любознательных туристов.

— Я живу в этой квартире больше двадцати лет, с тех пор как ушел на пенсию. Раньше я жил в доме № 36 по проспекту, где парикмахерская «Наутилус». Там, на первом этаже, у нас была трехкомнатная квартира. Со временем дети выросли, семья разъехалась, я остался один. Никто из детей и внуков не планировал возвращение в Минск, а городские власти стали меня просить освободить квартиру, чтобы первый этаж отдать под офисы.

Взамен мне предлагали переехать на улицу Веры Хоружей, но я отнекивался и сам продал ту квартиру какому-то человеку, который открыл в ней турагентство. А на вырученные деньги купил эту. О том, что здесь жил Освальд, я только потом узнал.

«Ничего хорошего мама про лагерь не рассказывала»

В 1958 году я приехал в Минск из Алматы и сразу начал работать на телецентре, заниматься модернизацией беларуского телевидения. Я инженер, закончил Московский техникум связи, после которого меня распределили в Казахстан. Я проработал там какое-то время, а потом по состоянию здоровья жены мы вынуждены были уехать, потому что Алматы находится на высоте 1200 над уровнем моря, а у нее был порок сердца. Почему именно Минск? Потому что моя мама — уроженка Минска. В то время она здесь жила, в доме № 48 на площади Якуба Коласа. Мама эту квартиру получила, потому что была репрессированной. Она отсидела десять лет в лагере как жена врага народа.

Когда в 1937 году моих родителей арестовали, мне было всего два года. Отец был первым секретарем обкома в Казахстане. Однажды он написал статью в газету «Казахстанская правда» под названием «Положение дел в сельском хозяйстве». Я ее позже нашел в библиотеке и прочитал. Там ничего страшного не было — действительное положение дел. Но за эту статью моего отца забрали и, как мы узнали позже, расстреляли.

Мои родители учились в Свердловском коммунистическом университете в Москве. Там они познакомились, поженились, и их обоих отправили в Казахстан. Отец работал начальником политотдела, дорос до секретаря обкома партии. Мама была инструктором партии там же. Они были настоящие идеологические работники.

Когда отца арестовали, мама рванула в Москву, на Петровку, 38, чтобы хлопотать за него. Но оттуда она уже не вернулась. Ее отправили в Акмолинскую область в лагерь членов семей врагов народа. «Алжир» называется — Акмолинский лагерь жен изменников Родины. Вы знаете, что такое лагерь жен? Она много рассказала, как сидела в этом лагере, какие были жены, чем занимались, как они там жили. Я с некоторыми женщинами — мамиными друзьями — контачил какое-то время. У меня есть друг — Ромка Бронштейн. Живет здесь, в Минске. Наши мамы, оказывается, сидели в одном лагере, а мы с ним учились в одном техникуме. Мы жили с этим Ромкой в общежитии, а наши мамы раньше сидели в одном бараке.

Когда родителей забрали, меня отправили в детский дом для детей врагов народа. Но у моей мамы была сестра-близнец, и она меня оттуда забрала. Я этой подмены не заметил. Думал, что это мама. Мне ж всего два годика было. До 12 лет я рос в семье своей тети. У меня были и мама, и папа, и два брата есть: Ванька и Ленька. Только спустя десять лет я узнал, что братья мне двоюродные, моя мама — это моя тетя, а папа — Михаил Моисеевич Клейнер — не родной.

Когда маму освободили, передо мной сели две одинаковые женщины и все мне рассказали. До моих мозгов это дошло, и так я стал взрослым. А до этого был дите.

С тех пор у меня всю жизнь было две мамы — мама Зина и мама Рахиль.

Была ли у мамы обида на страну? Что вы… Ее восстановили в партии, она переехала в Минск, ей дали какую-то работу. Она такая активная была тетка.

Ничего хорошего мама про лагерь не рассказывала. Рассказывала, как загнали кучу баб в степь, дали в руки серпы, и они жали камыш. Потом делали из него стены, мазали бетоном, строили себе барак. Потом построили там фабрику, с нуля создали производство, на котором шили обмундирование для солдат.

Там было четыре тысячи жен. В том числе жены знаменитых людей и партийных деятелей. Она рассказывала про начальника лагеря. Баринов — его фамилия. Он жалел этих женщин и по возможности сглаживал их судьбу. Они хорошо о нем отзывались. Конечно, они там умирали от ужасной жизни, работы, климата.

А мы в это время жили в Москве, в квартире моих родителей: Сокольническая слободка, дом 18, квартира 3. Почему я до сих пор помню этот адрес? Была война, и нас, детей, заставляли запомнить адрес, если вдруг потеряешься или родителей убьют. Когда случались воздушные тревоги, мы бегали в метро в Сокольники вместо бомбоубежища. Дома у каждого из нас были свои обязанности на случай бомбежки: мне нужно было брать сетку. В этой авоське уже были приготовлены вода, хлеб и полотенце. Эта сетка всегда висела в одном месте. Как только воздушная тревога — Эдик всегда хватал сетку, Леня — другое, а мама нас обоих за руки, и мы все бежали в Сокольники.

Потом нас всех эвакуировали. Мы долго ехали в товарняке, потом плыли на барже и оказались в Челябинской области, в городе Касли. Там нас троих — меня и двух братьев — определили в интернат. А мама работала на чугунно-литейном заводе, там снаряды делали. А отец ушел в ополчение. Так что квартира так и осталась в Москве. Михаил Моисеевич вернулся контуженый после войны, и его назначили каким-то работником в совхоз в Челябинской области. Впоследствии он стал директором этого совхоза. И нас из города Касли забрал в эту деревню. В 14 лет я поступил в Московский техникум связи. Вот такие жизненные перипетии. Это истории не Освальда, а совершенно обычного человека.

«Вообще все, кто первый раз приходит, — вах!»

До переезда я немногое знал про Освальда и начал интересоваться им, только когда заселился в квартиру. Мы с ним почти ровесники. Когда погиб Кеннеди и стали говорить, что в него стрелял Освальд, который жил в Минске, я, конечно, про это слышал, но вся эта политика мне была неинтересна, потому что я занимался телецентром. Мы монтировали оборудование, занимались радиорелейными линиями. Я принимал участие в установке вышек, настройке, разработке оборудования. Короче, мне было не до политики. Кеннеди застрелили. Ну застрелили и застрелили. Мне до фонаря был Освальд.

Мне уже было 64 года, когда я переехал в эту квартиру. Прежние хозяева, когда уходили и отдавали мне ключи от квартиры, в дверях сказали: знаете, здесь жил Освальд. Ну и ладно, жил и жил. Но у меня есть друг — Женька Молчанов. Мы вместе работали на телецентре. Он в свободное от работы время интересовался политикой и историей. Он про Кеннеди все узнавал, про Освальда поузнавал, читал какие-то журналы. Я тогда еще жил с семьей, он проживал в общежитии. Женька вырезал материалы. У него две папки этих вырезок из газет оказалось. Когда я купил эту квартиру, мы с ним на эту тему разговорились. Я стал просвещаться с его помощью. Так что я с опозданием стал заниматься Освальдом.

Квартиру я немножко переворочал. Сместил стену, сделал себе выход из комнаты в кухню. Соорудил высокую полку, чтобы гости могли ночевать. От Освальда здесь полностью сохранился санузел, лепнина.

Вид из окна здесь потрясающий, но ко всему ведь привыкаешь. Вот и я привык — вроде так и должно быть. Вообще все, кто первый раз приходит, — вах! Вот место на балконе, где Освальд с женой позировали на той знаменитой фотографии. Все, кто фотку видел, прибегают тут фотографироваться. Недавно моя внучка Майка приехала и возле дома встретила иностранцев, которые блуждали в поисках квартиры Освальда. Майка звонит в домофон и говорит: «Ой, дедуля, тут я встретила каких-то людей, которые ищут твою квартиру». Оказывается, что три человека из Греции прослышали про Освальда и ходят здесь кругами. Ну я через Майку и пригласил их зайти. У моей жены мама еврейка, а отец грек. Когда внучка привела этих греков, я говорю: «Майка, ты же расскажи, что тоже отношение к Греции имеешь». Они расхохотались, стали обниматься.

Журналисты меня начали «мучить» прямо с приезда. Один из первых был New York Herald Tribune, а дальше пошло-поехало. Конечно, благодаря журналистам и всей этой шумихе, думаю, теперь эта квартира стоит куда дороже. Мне поступали предложения, хотели ее купить. Я ответил, что меня это не интересует. Пока я живу, я лучше тут буду.