Забаўкі«Я рекомендую вам слушать больше шансона»: Что происходит на поэтическом шоу «Эшафот»

Текст

Тамара Колос

Фотографии

ДАНИИЛ АНОХИН

Как проходит «Эшафот»?

Так как суть «Эшафота» не в стихах, а критике, мы собрали самые яркие цитаты жюри с 26-го поэтического шоу, прошедшего в Space.

Судьями были: слесарь-сборщик РЭАиП 4-го разряда и филолог по образованию Александр Яворский, актриса и певица Таки Кетеван Асраташвили, доцент кафедры социальной коммуникации БГУ Александр Сарна, писатель, журналист и музыкант Андрей Диченко и, конечно, бессменный организатор «Эшафота» Андрей Косько — инженер и научный сотрудник. Ведущим был второй организатор — Андрей Шкилёнок.

В тот вечер свои стихи должны были читать шесть поэтов, но один из них — Игорь Чужой — по неназванной причине выпал из списка.

«Ваша жизнь — это колбаса, а впечатления — бонстик»

Ч.ыЖ aka «Мяне завуць Жэня, калі што»

...Над ракою быў Замак вялікі некалі, з якога паходзіць горад,

з’яднаўшы слабоды, прадмесці, рынкі і вёскі ў інфраструктуры раёнаў,

зведаўшы смерці, пажары, боль, выбухі, голад —

Менск у віхорах гісторыі ішоў па вуголлі калёным.

Сёння ён велічны — у спляценнях транспарту, крыках рэкламы і асветленых вокнах дамоў.

І толькі замест рэчкі — вуліца, замест літары — літара, а на месцы Замка — спорткапішча.

Гісторыя замяла сляды за сабой — і анічога я тут не знайшоў.

Толькі часам рэпрадуктар нагадвае мне: «Наступны прыпынак — «Замчышча»

Я хачу пабачыць, як цябе

чацвертуюць:

нацягваюцца вяроўкі і жылы —

твае, коней ды натоўпу,

які чакае хрусту і рванасці

чалавечых касцей і чалавечага мяса.

А я?

А я яшчэ больш за іх усіх — чакаю

тваёй смерці,

мая свабода.

Александр Яворский: Если бы «Замок» был прозаичным произведением, я бы его почитал. А так краски достаточно тусклы, это не поэтический материал. Допустим, вы покупаете в «Евроопте» колбасу и получаете бонстика. Так вот, ваша жизнь — это колбаса, а впечатления — бонстик. И хотя они ничего такие — яркие, красивые, но это сомнительная красота.

Андрей Косько: Стихи безупречны, но в них есть что-то конструкторское, машинописное. У Маяковского есть статья: «Как делать стихи». Так вот, ваши стихи, на мой взгляд, сделаны. В них есть все гуманитарные, принятые каноны, необходимые интонации, псевдоблоковская отстраненность, что правильно. Но я не вижу того, что Пушкин назвал самым главным в поэзии — искренности.

В первую очередь ваши стихи — это эстетизация собственных переживаний. Вам кайфово, и это нормально. Эстетизация переживаний — важная часть создания стихов. Но в этой искренности я вижу некую неуверенность в себе — не вашу, а вашего лирического героя. Это сформулировал в стихах весьма почитаемый мною великий человек Меладзе: «Девушкам из высшего общества/ Трудно избежать одиночества».

Ваш лирический герой избыточно окультурен в том числе своей псевдоблоковской и кафкианской отстраненностью. Вы, безусловно, начитаны, и это хорошо, и правильно, и естественно. Но из этого нужно выходить. Легко принять такую высококультурную позу, работая учителем. А вот трудясь на заводе — гораздо тяжелее. И то, что вы продемонстрировали, это интеллигентный разговор, свойственный вашей профессии и вашему хорошему образованию. В целом мне этого мало. Вы не в танцах.

Андрей Диченко: Вы похожи на Яна Кёртиса, и ваша поэзия такого постпанковского розлива — через О, а не через А. И когда слушаешь такую поэзию без налета анархии, создается впечатление, будто ты хотел выпить «Жигулевского», а тебе наливают крафтового пива. Но в целом я доволен. Мне говорят, что надо быть злым критиком, но я так не думаю. Потому что злость оскорбляет православную веру.

Меня зацепили слова Андрея про искренность, и я подумал, что это как с порнографией: смотришь ролик и понимаешь, что он неискренний, но хорошо снят. Нужно включать порно и читать под него белый стих, и если есть созвучность, то ролик может претендовать на объективность и правду.

«Я б на вашем месте кого-нибудь ударил стойкой микрофона и вызвал ОМОН»

София Сафонова

Я тебя больше не.

Прости за это.

Мой мир утонул в молоке и осенних сэмплах.

Твой мир сейчас на другой стороне планеты.

Я не знаю причин и поводов на сие,

но я тебя больше,

я тебя теперь не.

Мартовский дождь

торжественной дробью

предвещает тоску,

что нежно коснется сердца твоего

и скул.

Александр Яворский: Здесь хорошее только одно — рифма «тоску» и «скул». Замечательно. Я недавно прочел в интернете, как в Серебряном веке поэты искали рифму к слову «дьявол», и Сологуб тогда придумал — «плавал». Точно такой же эксперимент попытались повторить в России в 80-х: литератор пришел и попросил подобрать рифму на слово «дьявол». И ему тут же ответили «хуявол».

Таки Кетеван: У вас только одна тема, и все слишком наверху, на поверхности. Поделитесь тем, что более глубоко. Чтобы не просто «ты пришел и ушел», а «почему ты ушел, почему мы нужны друг другу». Это будет более интересно.

Андрей Диченко: Мне не хватило поэзии, такого ПТУшного, деградационного стиля. Я рекомендую вам слушать больше шансона, таких артистов, как Кеша Гомельский и братья Жемчужные. Вам надо писать, как люди поднимаются из низших тюремных каст. Вам не хватает агрессии. Я б на вашем месте кого-нибудь ударил стойкой микрофона по голове и вызвал ОМОН, чтобы они все здесь зачистили.

Андрей Косько: В ваших стихах сорок раз употребляется слово «я» в разных формах и двадцать четыре раза слово «вы». А вот «мы» — только дважды. Я немного старше вас, и мне про это «я, ты, мне» уже неинтересно слушать, скучновато. Я уже знаю, чем все закончится. Это какой-то детский сад: «И жили они долго и счастливо». Хорошо, а дальше-то что? О чем они будут говорить-то дальше?

Что в ваших стихах было, так это искренность. Это важно, но недостаточно. Думаю, что Гитлер тоже был искренним в своем творчестве. Пишите о людях, лестницах, о чем угодно, но только о конкретном. Это должно быть конкретно и точно.

«Вас должны интересовать только наркотики и киберпанк»

Евгения Буслаева

Я хотела бы видеть окно

С непорочным и чистым утром,

А не снова отряды Махно

С эполетами перламутра.

Я хотела б попасть на Парнас,

А не в вечную яму забвенья.

Я хочу, чтобы был Пегас,

А не новый козел отпущенья.

Мой вишневый друг, вы пьяны этим томным летом,

Как был пьян от любви художник за час до смерти.

Так же я был пьян дешевым вина пакетом

В тот момент, когда осознал, что я тоже смертен.

Андрей Диченко: Я со своей колокольни могу сказать, что вас как представителя молодой поэзии должны интересовать только две темы. Первое — наркотики, второе — киберпанк. А секс — это атавизм. В будущем женщины должны истребить мужчин, оставив нескольких как доноров. Махно, революция — это уже попса. Если всякие болваны начнут говорить, что у вас человека в стихах нет, отвечайте, что вы приверженец идей чучхе. Вас должны начать уважать во всяких кругах, в том числе и специфических. Вы обязаны брить голову и носить тяжелые ботинки. Потом это уже будет выглядеть как атавизм, а сейчас — как надо.

Андрей Косько: Нормально, что у вас эпигонские, подражающие стихи. Но они копируют XIX век, а это самый простой язык русской словесности.

Возможно, хорошо, что вы подражаете, это значит, что вы читаете. Проблема приходящих сюда в том, что они подражают рэперу Оксимирону. Да что Оксимирону — они подражают Фейсу, а это уже хуже.

У вас есть чувство юмора. Люди совершают глупые вещи с серьезным выражением лица, а ведь юмор и чувство самоиронии — признак большого ума. И у вас это есть. Если вы умны не по годам, знаете, что такое Парнас и козел отпущения, как думаете, вы обогатите аудиторию знанием обо всех этих терминах? Вам 17 лет, расслабьтесь, посмотрите на наши серьезные рожи. Оно вам надо?

«От души в душу, братуха»

Иван Ренанский

А было так: кенты приперлись,

Мы стали принимать на грудь,

С любви моей они проперлись,

Пообещали подмогнуть,

И в полночь мы ломились в дверь ей,

От зова плоти я ревел,

Себе твердил: «Сдержать коней бы»,

Но стопануться не сумел,

Она кричала, чтоб валили,

Но градус крепко стиль держал,

Один кент дыбился у двери,

Другой кент зырился и ржал…

Наутро все трезвели глухо,

И собирали, кто с чем был,

Лишь я сидел, держась за брюхо,

Пуская в фортку сизый дым,

И репу тараканил смыслом

Всего свершенного в ночи,

Вот шмона будет… Встрял, зарылся,

Теперь поздняк — глотнул мочи.

Нарыл по хате мелочуги,

Запаковался в камуфляж,

И сдрыснул в направленьи юга,

Велев себе: «На дно заляжь!».

Александр Яворский: Скорее всего, это была сознательная шансонная стилизация, но в этом стихотворении перебор хтонического ужаса.

Зритель из зала: От души в душу, братуха. Красавчик. Эти 10 минут стоили того, чтобы прийти сюда в воскресенье вечером.

«Мы вам дали по поэтическим щам»

Ганна Шакель

Лічылі дрэвы святымі

спалучальнікамі трох сусветаў

і дасылалі таемнае Богу

з птушкамі,

паставілі цэрквы,

вышэйшыя за дрэвы,

і пачалі стасавацца з Усявышнім

сам-насам

збудавалі хмарачосы,

вышэйшыя за цэрквы,

вышэйшыя за дрэвы,

вышэйшыя за Бога,

і самі сталіся багамі

рукатворнага Алімпа,

і не засталося ў нас нічога святога

а Бог як кісларод:

удыхаючы жыццё, непазбежнасць —

памерці, а чым ты бліжэй да зямлі —

тым у грудзях Яго болей.

Андрей Диченко: Я вашу поэзию слушал и не мог понять, что такое. А потом осознал — это же Pink Floyd без Сида Барретта! Вторжение американское в Камбоджу есть, вьетконг есть, военные протесты, «Вудсток-69»… Но вашей поэзии не хватает народного налета. Я бы посоветовал вам в исполком обратиться, инструмент взять, беседку построить, чтоб там дети играли. И вот этой производственности добавить в поэзию.

Андрей Косько: Как заключил Оруэлл, «если мысль уродует язык, то язык тоже может уродовать мысль». Проводя параллель, можно спросить: это язык уродует поэзию или поэзия язык? Эта мысль не покидала меня на протяжении всего того времени, что вы читали стихи. Это к тому, как мы подбираем слова в беларуском языке. Вот слово «хмарачосы» — «небоскребы» по-русски. Да, так они звучат по-беларуски, от этого деваться некуда. Но вы же поэт! Это слово сконструированное, абсолютно неживое. Оно просто паскудное! Чувство языка очень важно. Мне «падабайки» хватило, а тут еще «хмарачосы». Не нужно заниматься этим идиотизмом и поощрять его в дальнейшем.

Знаете, в мировой литературе было не более десяти поэтов, которые писали одновременно на политические и религиозные темы. А на «Эшафоте» таких как насрано, каждый второй. Поэтому гражданские проблемы уже изъезжены. Связь с реальностью? Это уже какая-то новая реальность. Но писать про религиозную философию, которая вас, скорее всего, не колышет... Я убежден, что вас колышет что-то совсем другое.

Почему нужно казаться глубже, чем ты есть на самом деле? С каких пор интеллектуальная глубина стала показателем качества поэтического слога или выступления? Это дурной тон.

Мы вам дали по поэтическим щам за то, чего вы делать не должны. Вы занимаетесь каким-то поэтическим морализмом, это несерьезно. Вам есть что сказать, а вы закидываете нас непонятными словами. Аня, подумайте об этом, это все не от большого ума. Вы можете лучше.

«К нам не приходили действительно хорошие поэты»

В 2015 году поэтическая, или околопоэтическая, жизнь в Минске была куда более интенсивной, чем сегодня. В столицу периодически приезжали поэты из России, появлялись локальные литературные тусовки, поэтических вечеров было неимоверно много. Публика, однако, была одна. И подготовленность ее была, мягко говоря, слабовата. Обратная связь с автором осуществлялась в единственной форме — через аплодисменты. Причем отсутствие аплодисментов считалось дурным тоном, вне зависимости от того, что автор читал. Хлопай, мол, из уважения — и все. А читали в основном не бог весть что. В общем, критика стихов напрашивалась. Аплодировали ведь, по большому счету, от непонимания.

Мысль о необходимости критики в рамках мероприятия пришла в голову Андрею Шкилёнку. Но чтобы появилось новое мероприятие, нужны новые люди. А их не было. Благо в ноябре 2015-го Андрей увидел меня, так сказать, в действии на одном литературном мероприятии, а 9 декабря 2015 года в «Хулигане» прошел первый «Эшафот». Кому принадлежит такое претенциозное название, мне вспомнить трудно.

С первого вечера и до текущего момента постоянными организаторами «Эшафота» были Андрей Шкилёнок и я. Но в разные периоды с нами, конечно, работали и другие люди. Сейчас организаторов трое. Третий — наш друг Александр Яворский, по совместительству постоянный и незаменимый член жюри. Так получилось, что в жюри периодически присутствует преподаватель филфака Александр Юрьевич Горбачев.

Можно сказать, что идея «Эшафота» в критике, но с оговоркой: литературную критику мы, конечно, не придумали, мы внедрили ее в формат поэтического вечера. Идея такова: стихи, с которыми приходится иметь дело на поэтических вечерах, увы, в основном плохи. Самоценными, на наш взгляд, они не являются. Случаются и хорошие, но это редчайшее, хотя и закономерное исключение. Так вот, если откровенно плохие стихи интереса сами по себе не представляют, то говорить о них интересно очень даже можно. Все плохие стихи, вторя Толстому, плохи по-разному. Резюмирую: на основе неинтересных стихов можно построить интересную критику или, говоря проще, интересный разговор.

Как организуется мероприятие? В деловых и финансовых документах есть клише: «Собственными средствами». Информация об «Эшафоте» передается в основном по сарафанному радио. Кто-то пришел, зачастую случайно, посмотрел, вспомнил, что у него есть друг, чаще — подруга, который (или которая) пишет стихи. Дальше алгоритм понятен. Но для того чтобы прочесть свои стихи на «Эшафоте», автор должен отметиться в группе ВКонтакте «Течение Немиги». На один вечер могут записаться до 30 авторов, но читать свои стихи будут только шесть. Кто именно — решают организаторы в процессе долгих и нудных обсуждений.

С жюри проще и сложнее одновременно. Людей, стихи пишущих, благо, даже в Минске, весьма много. Предложение, так сказать, есть. Людей, стихи читающих, немного. Понимающих — еще меньше. Способных грамотно, оригинально и интересно сформулировать свое мнение — единицы. Таких людей мы ищем перманентно и всегда им рады. В жюри пять человек, но это не значит, что все пятеро читали Белинского, Писарева, Шкловского и Тынянова. Признаться, я бы и не хотел такого состава. Редкое бы вышло занудство. Есть английский принцип Education and Recreation — образование и отдых, в общем. Вот мы и берем в состав жюри людей, прямо с поэзией не связанных: музыкантов, художников, актеров, ученых, дизайнеров etc etc. Их мнение, надо сказать, бывает и оригинальным, и интересным.

Мы переехали из «Хулигана» в Space по прозаичной причине. Администрация «Хулигана» поставила нас перед фактом: либо вход становится платным, причем деньги за вход будем брать, само собой, не мы, либо до свидания. Поскольку цели заработать мы перед собой не ставили, выбор был очевиден. Ушли без скандалов, спокойно. Space встретил нас более чем радушно, работать здесь намного комфортнее по многим причинам, в том числе и из-за публики. И в «Хулигане», и в Space, так сказать, «намолено», но по-разному. «Хулиган» — это все же бар, со всеми вытекающими следствиями. Плюс ко всему по вместимости он существенно меньше: больше 150 человек в нем не уместить. В Space последний раз легко и комфортно расположилось примерно 250–300 человек. Вход остался бесплатным.

На мой взгляд, к нам не приходили действительно хорошие поэты. Не хочу выглядеть снобом, я не утверждаю, что хороших поэтов в Беларуси нет. Я предпочитаю думать, что они мне просто неизвестны. Хорошие стихи были. Но поэт — это сильно сказано. Бродский говорил: сказать, что ты поэт, это все равно, что сказать, что ты хороший человек.

Стихи Пастернака, Ахматовой, раннего Заболоцкого, например, и многое другое мне не по душе, но я знаю, что это хорошие стихи. Критерии оценки — дело сложное, но литературная критика существует давно. Поучиться есть чему. И мы учимся.

В формулировке «сперва добейся, а потом критикуй» нет ничего. Под критикой в широком смысле слова сегодня понимают негативное суждение о чем-либо. Это мнение обывательское. Во-первых, критика совсем не обязательно подразумевает анализ слабых сторон. Во-вторых, литературная критика — это отдельный жанр. Упомянутых Белинского и Тынянова читают, в том числе и вне контекста того, о чем они писали. Лекции Дмитрия Быкова, к сожалению, сегодня в гораздо большем фаворе, нежели авторы, о которых эти лекции читаются. Если хороших стихов мало, литературой, что ли, не заниматься? Критика — это литературный жанр. Ну, и в-третьих, нам есть чем похвастаться.