Недавно журнал The Atlantic, одно из старейших периодических изданий США и вообще мира, открыл доступ к своему архиву — начиная с 1857 года и вплоть до сегодня. Это 165 лет истории страны и планеты в авторских очерках. The Village Беларусь посмотрел, что писал The Atlantic про города Беларуси, когда еще не было никакой независимой Беларуси, ну и про Лукашенко заодно (это уже из того периода, когда снова нет никакой независимой Беларуси).

The Atlantic — это в первую очередь литературный журнал, здесь печатались видные литераторы своего времени: Генри Логнфелло, Гарриет Бичер-Стоу, Эрнест Хэмингуэй, Владимир Набоков и другие. Однако и о политике журнал не забывал, и давал слово Теодору Рузвельту, Вудро Вильсону и другим кандидатам на пост президента; почти с самого своего основания поддерживал одних кандидатов и критиковал других. На обложке самого первого выпуска было сказано: «Literature, art, and politics». Так что Минск и другие города нынешней Беларуси на страницах журнала упомянуты и в литературном, и в политическом ключе.

«Сантехника в Минске очень простая»

Впервые Минск упоминается в октябрьском издании 1894 года в статье Изабел Хэпгуд «Русский святой город». Но «русский святой» — это не про Минск, а вообще про Киев. В длиннющем рассказе автор рассказывает, как она с попутчиками ехали в карете из поместья Толстого «Ясная Поляна» в Москву и наблюдала традиционные русские пейзажи и традиционных русских нищих, которые просили «Give me something, sudárynya, if only a few kopeks, Khrísti radi!» (если кто не понял этого «руглиша», то переведем: «Подайте что-нибудь, сударыня, хотя бы несколько копеек, Христа ради»). А потом уже автор доехала и до Киева. И там впервые всплывает и Минск.


«Мои размышления были прерваны приближением молодого человека, который попросил меня стать его крестной матерью! Он объяснил, что он еврей из Минска, что никогда не изучал „свою собственную религию“ и что теперь приехал в Киев с целью креститься под именем Владимир (князя из десятого века, святого покровителя города). Поскольку у него не было никаких знакомых здесь, он испытывал острую нужду в крестных, без которых нельзя было обойтись.

Возможно, мне стоит упомянуть, что по профессии он был водопроводчиком. Но русская сантехника, в общем-то, не очень сложная, а в Минске, я думаю, она должна быть вообще простой.

Он рассчитывал вернуться в Минск, как только примет крещение. Как он собирался посещать Русскую [православную] церковь в Минске, хотя не посчитал целесообразным креститься там же, — он не стал объяснять.

Вернулся ли этот еврей в Минск — как Владимир или как Исаак — я не знаю; но я решила рассказать об этом инциденте нескольким русским друзьям, в том числе священнику. Все сомневались в том, что еврей всерьез бросит свою религию: они думали, что его целью было получить от меня костюм и другие подарки крестнику, как это принято в таких случаях. Я была слишком глупа, чтобы понять намек!

Несколько месяцев спустя одна санкт-петербургская газета сообщила об одном ловком еврее, который крестился несколько раз, каждый раз получая подарки от щедрых спонсоров. Почему человек из Минска выбрал меня — в моем простом дорожном платье из саржи — я не могу сказать».



«Россия была такая плохая, что все плакали»

В статье 1911 года Мэри Энтин вспоминает, как была еще маленькой девочкой из еврейской семьи в Полоцке. Мир ребенка описан очень интересными словами:


«Когда я была маленькой девочкой, мир был разделен на две части. А именно: Полоцк — место, где я жила, — и странная страна под названием Россия. Все маленькие девочки, которых я знала, жили в Полоцке со своими отцами, матерями и друзьями. Россия была тем местом, куда отец ездил по делам. Это было так далеко, и там произошло так много плохого, что мать, бабушка и взрослые тети плакали на вокзале, когда отец уезжал в Россию.

Через какое-то время я узнала о существовании еще нескольких мест между Полоцком и Россией. Оказалось, что есть одно место под названием Витебск, одно под названием Вильно, одно под названием Рига, и еще некоторые другие. Из тех мест приходили фотографии дядей и двоюродных братьев, которых никто никогда не видел, и письма, а иногда и сами дяди. Эти дяди были такими же, как и другие люди в Полоцке; а люди в России, как мы понимали, были совсем другими.

Однажды, когда мне было около восьми лет, один из моих взрослых двоюродных братьев взял меня с собой в Витебск. Мы пробыли в Витебске несколько дней, и я увидела много замечательных вещей. Но что меня удивило больше всего — так это то, что вовсе не было для меня новинкой. Это была река — река Двина. Всю свою жизнь я видела Двину в Полоцке. Как же тогда Двина могла оказаться в Витебске? Мы с двоюродным братом приехали на поезде, но все знали, что поезд может ехать куда угодно, даже в Россию. Мне стало ясно, что Двина тянется дальше и дальше, как железная дорога, хотя раньше я всегда думала, что она обрывается там, где заканчивается Полоцк. Я никогда не видела конца Полоцка; я собиралась это сделать, когда подрасту. Как теперь выяснилось, Двина вообще нигде не заканчивалась. Было очень любопытно, что Двина осталась прежней, а Полоцк превратился в Витебск!»


Речь в рассказе идет примерно про 1888 год. Через 6 лет вся семья Энтиных переедет в США, именно там Мириам Энтин станет Мэри и прославится как поэтесса, публицист, философ и борец за права эмигрантов. The Atlantic будет несколько раз печатать ее мемуары о еще царской Беларуси.


«Минск свободен! (от большевиков)»

В следующий раз Минск попадает на страницы журнала лишь спустя десятки лет — в 1940-м, в февральском номере. Очерк называется «Дневник из плена» и рассказывает о том, как большевики воевали на беларуской земле во время советско-польской войны 1919-1920 годов, когда полякам удалось продвинуться до Днепра. Но то, что речь идет о временах за 20 лет до выхода журнала, упоминается лишь под конец текста. В дневнике описываются зверства большевиков в поселке Тихиничи под Рогачевом (сейчас этот агрогородок входит в проект «деревня будущего»). Автор дневника — некая Зося из больницы.


«Сегодня в Тихиничи прибыла новая банда большевиков, все моряки — мрачные, враждебные и молчаливые. Они перевернули все здание вверх дном, обыскали его от подвала до чердака, вытащили все вещи пациентов и проткнули штыками соломенные кровати. Интересно, знали ли они сами, что ищут? Наконец, они оставили нас в покое. Внезапно вошли трое моряков во главе с крестьянином, с пистолетами в руках, все они были очень хорошо экипированы. Они приказали нам выйти. Нам сказали, что нас расстреляют за то, что мы прячем здоровых солдат».


Потом Зося описывает эвакуацию в Рогачев, затем в Могилев и после этого в Минск. Заканчивается дневник рассказом о том, как Минск был освобожден (от большевиков).


«Утром меня разбудила новость о том, что Минск свободен! Я вскочила с кровати и подбежала к окну. Улицы были переполнены и вибрировали от движения. Толпа с праздничным настроением, яркими красками — как непохоже на население Минска во времена большевиков, когда все старались выглядеть как можно более серыми! У многих мужчин на фуражках были польские орлы. Польских солдат не было, но гражданские лица в основном носили оружие.

Внезапно в толпе возникло движение, и угол улицы осветился желтыми фуражками улан Третьего полка. Забавные это были солдаты — в шубах, куртках на овчинной подкладке и черных штатских пальто! Оказалось, что ночью поляки взялись за оружие. Пятнадцать человек захватили арсенал, в котором было найдено 14.000 ружей. Это оружие на автомобилях развезли по всему городу и передали населению, и через несколько часов уже несколько тысяч добровольцев стояли в готовности. А к утру у нас была «регулярная армия».

В 1920 году наша армия снова дошла до Тихиничей. Могила, неумело сооруженная нашими руками под ясенем в парке, все еще была там и остается там по сей день, как кровавая печать Республики Польша… Таких могил вокруг много».



«Мама, зайди в Городской Совет. Они знают, где меня найти»

Следующее упоминание — в декабре 1944-го, под конец Второй Мировой. В большой статье «Россия отстраивается» Анна Луиза Стронг, немало пожившая в СССР, пишет про то, как справляется с последствиями войны большая страна. Пять раз она упоминает и Минск, вот несколько абзацев.


«Я лично встретила двенадцать евреев, оставшихся в Минске, из тех 120.000, что прошли через местное гетто. День за днем мои друзья рассказывают, что их жена, сестра или ребенок были убиты нацистами. Советские следственные комиссии перечисляют имена нацистских офицеров и даты, когда они ездили танками по младенцам, чтобы заставить их матерей предать партизан, или сбрасывали несчетное число мирных жителей в шахты в Донбассе».



«Но как только город освобождают, люди начинают быстро возвращаться. По всем дорогам, ведущим в Минск, я видела, как они бредут, неся детей и предметы домашнего обихода. В самом городе они выползали из нор посреди куч мусора. Они были в лохмотьях, часто босые, ослабевшие от голода и запущенных болезней. Население города ежедневно увеличивалось на многие тысячи таких людей. Никто точно не знает, сколько их, потому что их нельзя найти дома».



«Обнаружив, что их дома взорваны или превращены в пепел, они переехали к соседям или устроили убежища под развалинами. Тысячи людей каждую ночь разбивали лагерь за городом, чтобы избежать бомбежек, поскольку Минск все еще находился недалеко от фронта. Они царапали сообщения на стенах разрушенных домов: „Дарья, где ты? Найди меня у Бондрачуков.“ Или: „Мама, зайди в Городской Совет. Они знают, где меня найти. Оля“. Разрозненные семьи стремились воссоединиться».


Фото с подобной надписью в освобожденном Минске

«Сделаем американок грудастыми Again!»

В выпуске 1957 года Минск внезапно упоминается в статье «Что не так с американской женщиной?». В колонке автор резко прошелся по американкам: мол, совсем потеряли породу. С 1900 года вымахали на целую голову — а красоту утратили: грудь сплющилась, бедра туда же… А ведь были времена, когда «американки наслаждались полнотой пышной груди» (это цитата). А теперь что? «Физиология лишила Еву женственности и деморализовала Адама». В общем, заключает автор, «Американка должна быть объектом зависти любой женщины от Занзибара до Минска»! Сложно даже сказать, что он хотел этим выразить. Если Занзибар — отсталая колония в Африке (на тот момент еще даже не независимая страна), то Минск — самое передовое место на Земле?


Еще несколько раз Minsk и Byelorussia мимоходом упоминаются в статьях про культуру и международную обстановку: про творческий путь Стравинского и Бакста, про встречи Брежнева и Помпиду, про Галину Уланову, в дневниковых записях. В выпуске за 1980 год Минск попадает в подборку крупнейших мировых культурных и спортивных событий. И это не только Олимпиада-80 (четверть- и полуфиналы по футболу), но и такое знаковое по мировым масштабам событие, как «Белорусская музыкальная осень» в конце ноября. Фестиваль проходит с 1974 года и до сих пор.


«Медведи с компьютерами из Минска»

В марте 1986-го выходит объемная статья The Ussr: Atari Bolsheviks («СССР: Большевики Atari»). Atari в то время — марка очень популярных американских настольных компьютеров. В статье рассказывается о планах Советов компьютеризировать страну. Даже карикатуру нарисовали в духе эпохи: медведь пытается разобраться с компом.

Автор рассказывает о том, что в Советском Союзе пытаются внедрять компьютеры — но дело идет плохо. И потому, что компьютеры очень дорого стоят, и потому что их тут почти не выпускают в готовом виде — необходимо возиться и паять самому. И вообще, автор утверждает, что все советские компьютеры — это копии американских систем, которым уже по 10-15 лет. Впрочем, говорит он же, компьютерная отсталость не помешала Советам запускать ракеты в космос. К сожалению, Минск упоминается лишь единожды:


«В результате большинство мейнфреймов Edinaya Systyema, производимых на заводах Министерства радиопромышленности в Минске, Киеве и Пензе, являются копиями компьютеров IBM 360 и 370. Большинство миникомпьютеров относятся к семейству Systyema Malikh Министерства бытовой промышленности и являются аналогами миникомпьютеров Hewlett-Packard и Digital Equipment. Микрокомпьютеры Elektronika используют архитектуру самого продаваемого процессора PDP-11».


Тут следует отметить, что изначально суперкомпьютеры семейства «Минск» строились на оригинальной, советской архитектуре — и лишь после перехода на серию ЕС были использованы наработки IBM.


Другие города Беларуси тоже время от времени попадали на страницы журнала The Atlantic. Например, в номере за июль 1907 года в статье про политическое движение в России говорится, что на думских выборах в Гродно объединились православные крестьяне и евреи. А духовенство активно играло на предрассудках и заявляло, что нет ничего страшного в том, чтобы предать евреев — политический союз тут же и распался. В статьях 1916-1919 годов рассказывается, как во время Первой Мировой немецкие войска продвигаются по территории теперешней Беларуси и обратно, как был заключен Брестский мир.


«Стриптиз и Бобруйские склочницы»

Поскольку The Atlantic — в первую очередь литературный журнал, то не раз города Беларуси упоминаются в стихах и романах. Например, в 1967 году журнал печатает стихотворение Андрея Вознесенского «Забастовка стриптиза» в переводе Макса Хейворда. Любопытно, что в оригинальном тексте никакой беларуский город не упоминается — а в американском переводе вдруг появляется Бобруйск. Сравните (мы добавили в русский текст перевод с английского и выделили цветом — прим. The Village Беларусь):

Церковный догматик заклеивал тряпочками

Нагие чресла Сикстинской капеллы,

Штопором он пытался вытащить

Пуп из микеланджеловского Адама.

Первому человеку пуп не положен!

Тот же менталитет, что и у старых склочниц из Бобруйска.

«Накрывальщики» мира, объединяйтесь!

Весна бастует. Бастуют завязи.

Спустился четкий железный занавес.

A zealot’s covering over

naked loins in the Sistine Chapel,

and, with a corkscrew, he’s trying

to take the navel out of Michelangelo’s Adam:

the First Man wasn’t supposed to have one.

Same mentality as the old biddies of Bobruisk.

Coverers-up of the world unite!

Spring is on strike, so are the buds —

there’s a yellow iron curtain.


«Путин размещает войска в Беларуси»: Этой статье уже 20 лет

Начиная с нулевых, Минск все чаще попадает на страницы журнала. Поначалу лишь вскользь, а чем ближе к теперешним временам, тем чаще, — впрочем, все упоминания мы и так можем себе представить по современным новостям. А Лукашенко впервые попадает на страницы The Atlantic только в феврале 2002–го — то есть, на исходе восьмого года своего правления.

Статья живущего в России Джеффри Тейлера вышла 20 лет назад — но у нее очень, очень актуальный заголовок.

«Страны Балтии стучатся в дверь NATO. Не пускайте их»

Иногда можно подумать, что статья написана буквально вчера.


«Путин подчеркнул, что, хотя он выступает за „расширение и углубление“ отношений между NATO и Москвой, он не перестанет выступать против расширения альянса на восток, пока NATO не превратится из военной в „политическую“ организацию».



«Кремль продолжает осуществлять гегемонию в ближнем зарубежье. Он поддерживает пророссийского беларуского диктатора Александра Лукашенко и размещает войска в Беларуси; манипулирует поставками газа и нефти в Украину, Грузию и другие бывшие республики, чтобы обеспечить пророссийскую политику; и продвигает общие зоны безопасности и экономические зоны среди членов СНГ, в котором [Россия] доминирует».



«Путин подтвердил связи России с соотечественниками в ближнем зарубежье, подчеркнув, что, хотя этнические русские могут быть разбросаны по пятнадцати бывшим советским республикам, они составляют „единый народ“».



«Россия по-прежнему является ядерной державой. Ее потенциал как нарушителя, если не разрушителя, международного равновесия должен беспокоить западных политиков».


В остальном автор упирает на историю прибалтийских стран и поясняет, почему NATO не должно принимать их к себе.


«Чтобы быть эффективным и сплоченным военным альянсом, NATO не должно превращаться в клуб, в который может вступить любая страна, имеющая зуб на Россию, включая страны с такими серьезными обидами, как у стран Балтии. Каждый новый член должен повышать безопасность нынешних членов — это должно быть главным критерием для приема. Страны Балтии не выдержали этого испытания».


Как известно, Литва, Латвия и Эстония вступили в NATO в марте 2004 года. Возможно, лишь это их уберегло от нападения Путина, который любит защищать «единый русский народ» в других странах.


А в 2012 году The Atlantic печатает статью «Топ-7 песен про последнего диктатора Европы». Это перевод известной статьи Франака Вячорки для «Радыё Свабода». «Sanya ostanetsya s nami», вот это вот все.

Помогите нам выполнять нашу работу — говорить правду. Поддержите нас на Patreon

и получите крутой мерч

Обсудите этот текст на Facebook

Подпишитесь на наши Instagram и Telegram!

Обложка: Aliaksei Lepik