Несколько дней назад Владимир Щербань, который является сооснователем Белорусского Свободного театра и режиссером большинства его спектаклей, написал на своей странице в Facebook: «Дорогие друзья, вынужден сообщить, что в связи со сложившимися обстоятельствами, я покидаю Белорусский Свободный театр, сооснователем которого являюсь.

Также я сооснователь лаборатории Фортинбрас и режиссер большинства спектаклей театра — начиная от первого спектакля БСТ «Психоз 4.48» и заканчивая «Центральным», так полюбившемся нашим зрителям. Хочу пожелать удачи всем участникам и причастным, и отдельно поблагодарить первопроходцев — «золотой» состав театра, благодаря которому и была наработана творческая репутация в первые годы существования компании. Я не исключаю нашего сотрудничества в будущем, если так будет угодно судьбе.

В очередной раз начинать все с нуля не просто, и поэтому я прошу вас поддержать наш с Oliver Bennett новый проект HUNCHtheatre. Помогите привезти наш первый спектакль в Эдинбург, а там, глядишь, и Минск не за горами. Спасибо за понимание».

Мы позвонили Владимиру в Лондон и спросили его о причинах такого решения, а также о новом проекте, творческой свободе и почему Беларусь больше не последняя диктатура Европы.

«Здесь ты можешь говорить все, что хочешь, и никто тебя не убьет»

— Я посмотрела ваше видеообращение на Kickstarter, где вы просите задонатить ваш новый спектакль «Герой нашего времени». В частности, вы говорите, что HUNCHtheatre — это новое направление в театре, которое уничтожает барьеры «между театром и зрителем». Что вы имели в виду?

— Нужно понимать, что эта компания зародилась в Лондоне, где несколько иной контекст и иные барьеры, нежели в Беларуси. Я живу в Британии уже семь лет, и все мои знакомые британцы очень недовольны существующей системой, в частности, театральной. Здесь диктат денег — все театры загнаны в некие ниши, где они должны осваивать одну определенную тему, из-за чего, в общем-то, нет места для спонтанного искусства.

Что такое Hunch? Это животный инстинкт, ощущение правильности происходящего. На мой взгляд, этого в британских театрах уже нет (или никогда и не было). Все загнаны, борются за финансирование, художник практически не может встретиться со своим зрителем.

Следует понимать, что в Британии существует довольно жесткая социальная иерархия — для каждого класса свой театр. Мы же хотели все смешать, и сделать его доступным, мобильным, чтобы спектакль можно было показывать на дому или в саду. Так, «Героя нашего времени» мы сделали в той самой комнате, из которой я сейчас вещаю. Получился такой спектакль-трансформер. Но это не значит, что мы все спектакли собираемся делать в таком стиле.

— Поэтому вы собираете деньги на Kickstarter? Чтобы не зависеть от спонсора?

— Да, причем уже собрано больше половины суммы. Вообще, идея свозить этот спектакль на самый большой в мире театральный фестиваль было авантюрой. Незадолго до конца аккредитации мне позвонила знакомая и сказала, что освободилось место на Эдинбургском фестивале — всего два дня. В этих условиях запустить кампанию на «Кикстартере» было самым очевидным вариантом сбора средств. Я очень надеюсь, что мы все-таки соберем нужную сумму, ведь пока помощь идет. Люди опять же следуют своему инстинкту, hutch: жертвуют, потому что это новая инициатива.

— У вас играет и беларуская актриса?

— Да, Анастасия Зиновиева. Она, если не ошибаюсь, из Гомеля. Училась в Москве, затем очутилась в Лондоне, где мы и познакомились. Настя должна была еще играть в моем последнем спектакле для Свободного театра.

— Каком именно?

— Надо понимать, что Свободный театр существует как бы в двух ипостасях. С одной стороны, он с 2011 года официально зарегистрирован в Лондоне. С другой — это театр, который зародился в Беларуси 13 лет назад. Соответственно, есть проекты, которые делаются в Британии, и те, которые ставятся непосредственно в Беларуси. Так, в 2011 году я поставил первый спектакль по скайпу — это были «Родные и близкие».

Этот спектакль называется «Завтра я всегда бывала львом» — он поставлен по книге норвежки Арнхильд Лаувенг, психотерапевта, которая исцелилась от шизофрении (хотя это считается невозможным). Я сделал этот спектакль в рамках Свободного театра, но исключительно с британскими актерами. Это был мой последний спектакль в Лондоне.

— Вы последние годы занимались «британской» частью Свободного театра?

— Нет, это был баланс. Последние годы я даже больше работал с Минском через скайп. В беларуской системе нет столько препятствий, как в Британии.

— Забавно слышать, что в Минске меньше препятствий.

— Нет, они есть, конечно же, но другого плана. В Британии же все жестко завязано на финансировании

Я только недавно вернулся в Facebook после годичного отсутствия и теперь читаю новости, что в Беларуси появилось много новых интересных людей, проектов, инициатив, театров. С одной стороны, я этому рад, но с другой, надо понимать, что они все равно несколько лимитированы.

Не хочу сравнивать, где хуже, где лучше, да это и несравнимые ситуации. Но здесь, по крайней мере, ты можешь говорить все, что хочешь, и никто тебя, наверное, за это не убьет.

«В Британии все упирается в деньги — ты должен платить, чтобы быть артистом»

— Можно ли сказать, что вы поставили свой новый спектакль в гостиной как дань традиции? Ведь Свободный театра тоже выступает в Минске в частных квартирах, домах.

— Все началось гораздо раньше, свой первый спектакль в жизни я увидел на лестничной площадке хрущевки. Мне было четыре года, и дети постарше силой согнали нас смотреть их постановку Золушки. Вот так я был вовлечен в волшебный мир искусства. Если серьезно, то мой первый опыт поиска альтернативного пространства был, скорее, вынужденный. В 2005 году вместе с двумя актрисами Купаловского театр, я неофициально сделал «Психоз 4.48». Было очевидно, что нам его в театре показать не дадут. Но мы были абсолютно убеждены, что должны сыграть его во что бы то не стало. Вот вам Hunch в действии. Мы обошли около тридцати площадок, но ничего кроме страха там не нашли. Поэтому когда владелец Графитти согласился нас пустить— это было как чудо. Мы с Яной Русакевич (актрисой СТ, в прошлом — Купаловского) были такие задолбанные. А он совершенно спокойно сказал: «Да, играйте». Впоследствии этот спектакль стал первым спектаклем Свободного театра.

В Британии все упирается в деньги — ты должен платить, чтобы быть артистом. Однако недавно владелец пятизвездночного отеля в Сохо предложил нам абсолютно бесплатно сыграть в его отеле, в бейсменте, где располагается кинотеатр. Там мы планируем в середине июля сделать несколько превью «Героя» перед поездкой в Эдинбург. То есть, произошло то же, что когда-то в Минске.

Удивительно, как все повторяется: меняются только контексты, а бороться приходится всегда. Скажу так: за год до создания Свободного театра я с Яной сделал пьесу Марка Равенхилла «Откровенные полароидные снимки». И перед неофициальным показом в Купаловском мы выпустили «Манифест подпольного театра». За эти годы я совсем про него забыл и недавно на него наткнулся — манифест, конечно, наивный, но если перевести на английский, все будет то же самое.

— Я помню, вы уходили из Купаловского практически со скандалом и даже подавали на него в суд.

— Это была крайне неприятная ситуация. В то время поменялось руководство. Было очевидно, что театру нужны обновления, я предлагал различные варианты, но никто не хотел ничего делать. Как реакция — я начал ставить «подпольные» спектакли.

Для меня театр и режиссура естественная потребность, сродни мышлению. Я думаю посредством спектаклей. Но не могу же я сидеть годами и не думать? Вот так и появились «Откровенные полароидные снимки», а затем и «Психоз». Потом, когда образовался Свободный театр, пошел шквал спектаклей, потому что мы были полны энтузиазма. Конечно, это все осложнило. И конечно, меня выгнали, и, как обычно, хотели все сделать тихо и незаметно. Но не получилось.

Поймите, я не скандалист, но я понимал, что в театре остаются актеры, актрисы, которые работали со мной. У Яны вообще в то время был маленький ребенок. И судом я решил привлечь внимание к этой ситуации, что несколько охладило пыл ново-пришедшего руководства. Но ненадолго — через несколько лет Яну все равно выгнали.

«Это как второй ребенок»

— Вы ушли из Свободного театра так же? Либо просто решили перейти на новый этап жизни?

— Я ушел из Свободного театра, чтобы заниматься собственным, потому что времени на оба проекта у меня не хватило бы. Но я не исключаю нашего сотрудничества в дальнейшем. Я семь лет живу в Лондоне, и мне важно разговаривать с Лондоном, с теми, кто рядом со мной. Поэтому сейчас я хочу сосредоточиться на HUNCHtheatre, попробовать себя в продюсировании. А потом… Поживем-посмотрим. HUNCHtheatre — это как второй ребенок, которому нужно больше внимания в силу возраста.

К тому же спектакли, которые я ставил ранее, будут по-прежнему исполняться в Свободном театре. Придут новые поколения, и, я уверен, все будет хорошо. Театр жив, пока играет спектакли, так же, как ты режиссер до тех пор, пока ставишь спектакли.

Возможно, с беларуской стороны мое решение выглядит внезапным, но это не так. Я уже давно работаю с моим творческим партнером Оливером Бенеттом — пять лет назад он пришел на кастинг, и неожиданно мы нашли абсолютно общий язык — несмотря на то, что я тогда даже не говорил по-английски. И вот на протяжении всех этих лет мы собираемся, пишем сценарии (один из которых высоко оценил Джуд Лоу), сделали несколько спектаклей, все прошлое лето работали над проектом — просто так, для себя. И, в конце концов, решили, что пора все это как-то «узаконить», по крайней мере, назвать.

Мне хочется создать что-то новое и не привезти оттуда сюда, а наоборот — отправить из Британии в Беларусь, потому что «Герой нашего времени» совершенно удивительно слушается и смотрится в британской транскрипции. Мне кажется, спектакль будет интересен именно тем, кто знаком с этой историей.

«Беларусь находится вне европейского контекста»

— Как думаете, кто может вас заменить из «молодого» поколения Свободного театра?

— Я мечтал, чтобы в театре появился молодой режиссер. Но понимаете, это невозможно предсказать. Творчество — личная потребность: ты не можешь заставить человека быть режиссером или артистом. Кроме того, невозможно предсказать, кто будет хорошим, а кто плохим артистом. Кажется, вроде перспективный студент, а потом раз — и он исчезает. А кто-то сидел в уголке, бубнел, а через какое-то время расцвел и ухватил бога за бороду.

В лаборатории Фортинбрас был абсолютно замечательный студент, с большим потенциалом — Никита Володько, один из организаторов «перформанса» в Освенциме, который скоро пойдет в тюрьму. Я связывал с ним большие надежды. Надеюсь, ему не запретят заниматься режиссурой — я слышал, что ему могут наложить запрет на профессию. Это варварство, практически убийство.

Что касается Беларуси, то еще десять лет назад здесь были большие проблемы с молодой режиссурой. А сейчас уже появилось несколько интересных имен, чьи спектакли я бы с интересом посмотрел. Сейчас вроде стало полегче: они перестали бояться, в чем есть и наша заслуга. Наш опыт помог понять, что можно что-то делать, не так сильно бояться и работать с современными техниками.

Думаю, в Минске сейчас ситуация получше, чем когда я начинал. В свое время мы просто прижались спиной друг к другу и выживали, так как у нас не было иного выхода. Теперь есть тот же «ТЕАРТ», дающий возможность смотреть лучшие театральные образцы мирового уровня. Это очень важно: ты можешь сколько угодно читать о театре, но совсем другое дело — его увидеть. Уже само по себе это достижение.

— Я тоже думала, что наша власть стала чуть мягче, либеральнее, но затем МВД опубликовало у себя на сайте абсолютно гомофобные высказывание…

— К сожалению, мы все уже привыкли к этим обострениям, всплескам. Да, власть не изменилась, осталась прежней, но люди искусства все же отвоевали себе немного пространство, что радует.

Я не питаю иллюзий. Это «мягче» — просто игры. «Мягче» было и перед выборами 2010 года, но к моменту закрытия избирательных участков все кандидаты уже сидели. У меня по поводу власти вообще нет никаких иллюзий. Но я радуюсь, что у людей хотя бы есть возможность что-то видеть, наблюдать, а не просто сидеть в гостеатре.

— Есть мнение, что настоящий беларус может добиться успеха только за рубежом.

— Есть механизмы развития своих способностей. То, что твои навыки востребованы в другой стране, не гарантирует легкости существования. Везде есть свои сложности, но, по крайней мере, в Британии нет таких идиотских препятствий вроде «два пишем, три в уме, а пять на подходе». Конечно, логично, что человеку проще реализоваться в странах с более понятными алгоритмами.

В Беларуси все равно много проблем. Авторитарным режимом, или диктатурой, называйте это как угодно, все равно пронизаны все слои жизни. Можно это замечать или закрывать глаза, но для меня в Беларуси ничего не изменилось. Да, чуть-чуть приотпустили, но надолго ли? Не знаю.

— Не люблю это выражение — «последняя диктатура Европы». Оно достаточно затасканное.

— Ну, уже не последняя. В России тоже диктатура, правда, не знаю, какая по счету.

— А как же мнение, что за границей ты теряешь связь с родной культурой?

— С одной стороны, это стереотип, а с другой, доля истины в этом есть. Мне кажется, что это горькие мысли диссидентов советского периода — когда ты действительно покидал страну без возможности связаться с родными и близкими. Теперь благодаря мессенджерам и скайпу все изменилось. Плюс современный Лондон уже не та классическая Англия на берегу океана — здесь много различных культурных пластов. Ты всегда можешь найти себя в этом городе.

Один из моих последних спектаклей для Свободного театра в Минске был «Сегодня никто не родился» по пьесе замечательной Ольги Прусак — она живет в Витебске и обладает совершенно мировым мышлением (неудивительно, что ей заинтересовался Андрей Звягинцев). В пьесе роженицы в беларуском роддоме видят сны — страхи матерей: кто родится, что с ним дальше будет? И я включил в спектакль знаменитую фотографию утонувшего трехлетнего сирийского беженца. Этот контекст в Европе считывался мгновенно. Когда же в Беларуси мы спросили наших актеров и зрителей: «Вы понимаете, что это за мальчик?», ответ был нет. Тогда я понял, что Беларусь находится вне европейского контекста. Может, в какой-то степени это хорошо. Или не очень, не знаю. Скорее всего, тема беженцев для Беларуси просто не очень актуальна.

Вот почему я говорю, что сейчас мне интересно поработать именно с местными контекстами — я хочу спровоцировать здесь дискуссию, которую не удалось бы спровоцировать в Беларуси.

Текст: Тамара Колос
Фото: Facebook Владимира Щербаня