В Минск приехал украинский арт-критик и куратор современного искусства Константин Дорошенко. The Village Беларусь расспросил его, может ли искусство существовать из-под палки и рассорить целые народы.

Текст: Александр Лычавко

Фотографии: Таня Капитонова, предоставлены галереей современного искусства «Ў»

— В Беларуси 25 лет правит один и тот же президент, а у вас уже сменилось шестеро. Всегда ли при смене власти искусство начинает играть в провластную дудку?

— У нас такого уже нет, мы уже забыли о тех временах, когда искусство играло в чью-то дудку. У нас искусство достаточно автономно и независимо. Многие жалуются на отсутствие поддержки со стороны Министерства культуры, и мы видим, что Минкульт до последних лет поддерживал ретроградные вещи, связанные с этнической культурой, с деревенской культурой, едва-едва поддерживал традиционные театры и практически никогда не поддерживал современное искусство

Перелом случился где-то в нулевых, когда начали системно поддерживать украинское кино, и мы видим результаты этого: тот же Сергей Лозница (кстати, режиссер беларуского происхождения) получает награды на Каннском кинофестивале.

Сейчас мы видим серьезный подъем украинской музыки, она сильно отличается от того, что мы есть на постсоветском пространстве. Один из главных прорывов связан с творчеством Ивана Дорна: он категорически изменил всю музыкальность, парадигму, манеру всего постсоветского пространства, не только Украины. Он открыл огромные двери, в которые могут войти музыканты разных стилей. Дорн открыл в Киеве место под названием «Дом Культуры Masterskaya», в котором любой молодой музыкант может записать песню или альбом по достаточно благотворительным расценкам. Это проект государственного уровня, и было бы логичным ожидать, чтобы государство финансировало такие проекты — но пока что его финансирует сам Иван Дорн. С другой стороны, и хорошо, что государство там не присутствует, иначе бы начало ставить палки в колеса.

Последние несколько лет, года два, появилась тенденция поддерживать вообще современную культуру; появился Украинский культурный фонд с государственным финансированием, который выдает гранты тем или иным организациям, если считает, что проекты соответствуют требованиям инновационности и продвижению украинской культуры. К этому фонду тоже есть вопросы: люди не понимают, почему иногда не поддерживается какой-нибудь современный проект, а поддерживается ретрофестиваль. Но, по крайней мере, государство начало пытаться взаимодействовать с актуальным современным искусством.

А чтобы государство пыталось его контролировать — такого я не припомню даже при Кучме. Хотя сперва все выглядело так, как, наверное, сейчас выглядит в Беларуси: государственная власть, госструктуры, Минкульт просто в упор не видели современного искусства, не понимали, что это такое. А такой ситуации, чтобы государство, как в России, активно влияло на искусство, чтобы художники работали на имперскую идеологию, — в Украине такого не наблюдается. Конечно, есть художники, которые развивают ура-патриотическую тему, но они не являются менйстримом, не сильно влияют на лицо искусства.

И когда мы говорим о поддержке государства, мне кажется, что лучше, если оно минимально — например, в виде выдачи грантов, главное — не вмешиваться, не лезть. Дуть в дудку государства, возможно, продолжают какие-то официозные институции, но то, что они делают, — это совершенно иная плоскость, нежели живая культура.

— Украина с Россией сейчас на ножах, и у вас сняли фильм «Круты», где украинцы начистили морду большевикам — хотя, как пишут исследователи, на самом деле масштаб и значимость той стычки были гораздо скромнее. Снимают ли в России фильмы о том, какие сволочи украинцы, и насколько вообще «Круты» отражает настроения всех украинцев, а не только политической элиты?

— Что касается антиукраинского культурного продукта в кино, то Россия занимается этим уже давно. Достаточно вспомнить фильм «Тарас Бульба» по Гоголю, где очень специфически расставлены акценты. Можно вспомнить и фильмы, которые снимались еще до нынешнего противостояния, в нулевых. Фильмы об оккупации, о Второй Мировой войне: враги, полицаи обязательно говорят на украинском языке. Идет подтасовка, хотя никто не отрицает, что в Украине были коллаборанты. Но акцент, что якобы украинец враг, украинец плохой, были заложены в русском кинематографе задолго до начала военного противостояния.


Да вспомните «Брат» и «Брат 2»: уже там закладывалась жесткая ксенофобская, в том числе антиукраинская линия.

В этих проектах участвовали и украинские деятели культуры: в «Брате 2» звучит «Океан Эльзы», в «Тарасе Бульбе» вообще играл великий украинский актер Богдан Ступка. К этим людям возникали вопросы: почему вы участвуете в продуктах, в которых очевиден антиукраинский дух, где украинец представляется искаженно?

И в Украине тоже снимается кино, которое не полностью соответствует истории, с передержками, перегибами, пропагандистскими вещами. Например, свежий фильм про Симона Петлюру — пропагандистский, в достаточной степени неталантливый фильм, он пытается героизировать человека спорного, уходит от ответа на вопрос об ответственности Петлюры за еврейские погромы. И украинское общество воспринимает это по-разному. Еще со времен первого президента Леонида Кравчука общество постоянно высказывало свой протест, когда видит попытку себя задавить, ввести в рамки. Есть такая поговорка: «где два украинца — там три гетмана», — никакие попытки авторитаризма в Украине не приживаются; стремление к воле — это одна из черт ментальности населения Украины, независимо от национальности. И пропаганда растворяется, не прорастает, украинский обыватель оставляет себе право на собственное мнение. И сейчас получается так, что ни единовластия, ни абсолютной веры к власти, ни тем более единой культурной и исторической позиции в Украине не получается.

У нас был создан Институт национальной памяти, который занимается проработкой и изучением национальной истории. Его возглавляет достаточно одиозный человек Вятрович, который как раз и пытался создать единую генеральную линию понимания истории, где есть герои, есть враги. И в этой своей деятельности он сильно навредил украинской дипломатии, потому что вопросы ОУН-УПА, личности Бандеры и Шухевича и даже того же Петлюры, — это вопросы и личности, которые очень негативно воспринимаются некоторыми нашими союзниками. Кого-то не воспринимает Польша, кого-то — Израиль.

Да, у нас есть желание по-новому ощутить историю, в которой мы были бы героями и жертвами, но в 21 веке история так писаться не может, теперь надо отказываться от героев и жертв, нужно понимать, что история не черно-белая, нужно уметь признавать свои ошибки. Украина до сих пор, в отличие от Ватикана, не покаялась в тех же еврейских погромах. Конечно, не все украинцы антисемиты — но делать вид, будто погромы устраивали какие-то непонятные нам люди, чужие люди, — мы не имеем права.

Мне кажется, что сейчас Украина все еще на пороге возможностей: наконец-то сдать исторический экзамен, который не был сдан сто лет назад. Объединиться не вокруг какой-то идеи, не вокруг провозглашения чего-то святым — гимна, герба, флага или нации, — а вокруг понимания того, что мы вместе живем в стране и вместе можем создавать ее будущее. И такие страны, как Беларусь и Украина, которые не получили независимости в 19 веке, во время Европейской весны народов, не обязаны копировать либеральные традиции, не обязаны проживать то, что за 200 лет прожили Германия и Франция, — мы можем сразу ориентироваться на самое прогрессивное, самое лучшее.

— Самым лучшим сериалом в мире признали американский «Чернобыль». И раньше уже были попытки снять внятный фильм про ЧАЭС — но безуспешные. Казалось бы: кому как не вам, украинцам, снимать такой фильм? Но почему пришлось ждать пророка с другой стороны света?

— У меня давно была мысль обыграть Чернобыль как украинский бренд и снять какой-то фильм, но я, скорее, вижу этот фильм в духе X-Files: тут на основе Чернобыля можно было бы снять захватывающий блокбастер. Что касается исторического осмысления — может, и хорошо, что «Чернобыль» сняли в Америке, а не на постсоветском пространстве. У нас все же другая школа, другая киношкола, которая выходит из советской, кондовой героизации. А американцы смогли показать трагедию, героическую трагедию — то, как реагируют обычные люди, как они становятся героями, но не хотят быть этими героями.

Мы, к сожалению, в своем кинематографе имеем слишком большую советскую закваску, когда кино только о героях и думает. В любой нашей стране — России, Украине, Беларуси — если бы снимали фильм о Чернобыле, то это бы вышел фильм кондовый, неживой, в котором происходила бы героизация вместо показа драмы, которую мы увидели у американцев. Я считаю, что героикой мы насытились за весь 20 век. Этот образ человека, который должен быть героем, — он антигуманен. Да, бывает, что люди попадают в геройские ситуации и спасают все человечество, как в американском «Чернобыле», но главное там не героизм, а честность психологическая: как и почему люди делают шаги, которые приводят их к героизму. Героизация — исчерпавшая себя вещь, которая должна остаться в 20 веке, 21–й век, который все еще никак не вырвется из пут века прошлого, должен прийти к тому, что человеку не нужно быть героем, что вообще не должно возникать таких ситуаций, когда ему придется быть героем.

Константин Дорошенко (в центре) на выставке «Ромы — гэта мы». 

— В чем беларуское искусство похоже на украинское, а в чем отличается?

— Современному искусству можно абсолютно все — это и бесит любые режимы, которые хотят подчинения человека.

Современное искусство в Беларуси существует вопреки тому — а может, и благодаря тому, что беларуская власть в упор не видит современного искусства и особо не вредит, хотя и бывали случаи цензуры, конечно же, и художников забирали в милицию. Я говорил с беларускими кураторами, и они говорят, что беларуское искусство чувствует себя этаким партизаном внутри страны. У него нет признания, тогда как украинское существует в ситуации гораздо большего официального признания.

Но были и у нас попытки его цензурирования. Одно время у нас работала такая нелепая институция, как Национальная экспертная комиссия по вопросам морали, которая и занималась цензурой — а цензура украинскими законами запрещена. Было много неприятных попыток цензурировать искусство в Украине, и я тоже попадал в такие ситуации: случались и конфликты с комиссией по морали, и доносы с попытками открыть уголовные дела за распространение порнографии, и так далее. Были случаи, когда преследуемые цензурой люди вынуждены были покинуть страну — как, например, Анатолий Ульянов и Наташа Машарова.

А еще очень сильно мешают праворадикальные настроения и все сильнее проявляющийся праворадикальный экстремизм. В стране, которая находится в состоянии войны, растет патриотизм, а вместе с ним растет и национализм — и вот он нередко имеет радикально правые, неприемлемые в современном обществе проявления. Представители этих направлений в последние пять лет активно срывали кинопоказы, громили выставки, срывали книжные презентации — боролись со всем, что считали аморальным.


Да, государственная цензура может быть неприятной, но еще хуже, когда цензура вдруг почему-то делегируется толпе, которая, не имея ни образования, ни компетенции, начинает считать, что она вправе решать, что является искусством, а что нет.

Это точечные события, нельзя назвать это тенденцией, но все же за последние пять лет ни один участник таких выходок не был серьезно наказан. Хотя культурное сообщество очень жестко выступает с осуждением подобных моментов.

Но все же в Украине ситуация сложилась немного иначе. Потому что у нас не был запрещен Фонд Сороса и Центр Сороса, — он работал легально до последнего момента, пока Джордж Сорос сам не перестал видеть необходимость поддерживать современное искусство. Потом у нас появилась инициатива Виктора Пинчука, олигарха, который очень серьезно поддерживает искусство. Понятно, что он это делает не из чистой любви к искусству: так он продает себя и свой имидж партнерам на Западе, находит поддержку и индульгенции, — украинским властям сложнее бороться, если у человека есть хорошее международное реноме. В прошлом году появился Украинский клуб коллекционеров, одна из его последних инициатив — подбор коллекции украинского искусства, чтобы передать его в центр современного искусства Жоржа Помпиду, Украина для этого созрела.

Таким образом, общество в Украине и Беларуси с точки зрения политической культуры сильно отличается, и в Украине эта политическая культура гораздо более открытая, прямая. И благодаря всему этому украинская арт-сцена гораздо лучше развита и проявлена, чем беларуская. И все же, несмотря на эту разницу, я вижу, что есть и общая линия: это переосмысление советского наследия, осознание понятия свободы, прав человека, стремления к эмансипации, и другие пересечения.

Фото: Алексей Зинченко

— Интернет-хейтеры успехов Украины говорят: вот, мол, у вас сейчас безвиз и томос, но все равно… — и дальше аргументы скатываются к «вы с голой задницей сидите». На днях стало известно, что закрывается старейший популярнейший детский журнал «Барвінок». Как же так — у государства денег на культуру даже для детей нет?

— Государство не должно финансировать никаких газет, журналов и так далее. В Украине еще во время президента Ющенко проводилась программа разгосударствления СМИ. Когда СМИ принадлежат государству — возникает угроза цензуры. СМИ должны принадлежать различным инвесторам. Про «Барвінок» не знал, вы меня удивили — я думал, он уже давно не существует; хотя в детстве я его выписывал. Видимо, издательство действительно обанкротилось — что ж, это вопрос к издательству. Возможно, там работают настолько неповоротливые, несовременно мыслящие люди, которые не смогли найти инвесторов и заинтересовать их и читателя таким легендарным брендом, что вынуждены были закрыться.

С другой стороны, мы живем во время других медиа, все медиа сейчас в интернете, и дети — и украинские, и любые — рождаясь, хотят видеть не набор бумажек и картинок, а гаджет, который будет им давать возможность выходить в сеть. И интернетизация в Украине — одна из лучших в Европе.

— Но вы сами поработали в немалом числе разных журналов, и в целом в Украине и России печатная пресса довольно сильна. В Беларуси все не так, и сильных общеполитических или деловых журналов у нас нет. В чем проблема: просто нехватка понимающих бизнесменов?

— И в Украине традиционная печатная пресса переживает колоссальный кризис, ее почти не остается, и издание без версии в интернете перестает существовать. Крепкая ситуация с печатной прессой в Германии, в Польше: там власти позаботились о том, чтобы поддержать традиционные СМИ. У нас из традиционных СМИ хорошо чувствует себя телевидение, а печатная пресса все более маргинализируется и становится невыгодной. В Украине закрылся «Коммерсантъ», огромное число деловых изданий, очень сократился рынок изданий направления general interest.

Более-менее держатся глянцевые издания, которых достаточно много: Vogue, L’Officiel, Elle и несколько других брендов. И это очень странно, похоже на симулякр, потому что Украина не обладает таким огромным потенциалом модной индустрии, чтобы все это количество журналов обеспечивать хотя бы информацией. Но это такая престижная игрушка в руках бизнесменов. Я думаю, что и они со временем будут закрываться, и это процесс неплохой: сколько можно вырубать деревья и портить бумагу? Спокойно можно выходить в интернет.

Константин Дорошенко с Валентиной Киселевой, куратором и директором галереи современного искусства «Ў». 

— В Беларуси на массовые мероприятия постоянно сгоняют «государственных зрителей»: студентов, солдат, работников госучреждений, заводов…

— У нас уже давно такого нет. Может, во время выборов на какие-то агитационные акции кто-то кого-то для галочки и сгоняет… На военные парады, которые проводились в последние годы, люди сами собирались, искренне: им это было интересно. И когда проходил Чемпионат мира по футболу — тоже были желающие, сами приходили, их никто не загонял. А таких официальных государственных концертов, как Кремлевский концерт в Москве или как в Беларуси, — таких в Киеве уже не проводят. Таких зрелищ, где бы присутствовал Президент, Правительство и должен был бы ликовать народ, — их нет. Тенденция советских показательных праздников ушла вместе с президентом Януковичем, при нем последние были.

Сейчас не до этого. Наоборот, появилось огромное число живых фестивалей, куда народ валит сам. У нас культура, скорее, коммерциализируется: исходит из понятий бизнеса, выгодности, окупаемости, а не с точки зрения идеологии, пропаганды и присутствия там властей.

— В Беларуси концерты музыкантов запрещают за «низкий художественный уровень». Насколько это дикое явление для мира и есть ли что-нибудь похожее в Украине?

— Безусловно, явление дикое, но и Украина прошла через эту дикость, потому что у нас же была Национальная экспертная комиссия по вопросам морали. Ответ на вопрос — высокого ли художественного уровня произведение или низкого — дает только общество: покупают или не покупают билеты в кино, приходят или не приходят в галерею. Запрещать искусство — абсолютно неживая история, она ничего хорошего не даст Беларуси, как не дала ничего хорошего Украине. Потому что в Украине, наоборот, она разбудила другое проявление: люди примитивные взяли на себя функцию цензоров в искусстве и решили, что они вправе разгромить выставку, поджечь кинотеатр или устроить еще что-нибудь подобное. Этот путь цензуры в 21 веке порождает только очень скверные последствия.

— На фоне этого у нас нередко говорят, чуть не петиции создают: надо, мол, запретить и разогнать Минкульт. Если до такого вдруг дойдет — не станут ли со сцены кричать «Бей жидов!» или пропагандировать наркотики?

— Если музыкант кричит «Бей жидов!», то на это есть Уголовный кодекс, который запрещает национальную рознь и оскорбления по национальному признаку. И если человек на территории искусства нарушает Уголовный кодекс, то этого человека надо наказывать по законам Уголовного кодекса, а не по законам искусства. И делать это по факту, а не пытаясь заранее что-то отцензурировать.

Что до пропаганды наркотиков — вряд ли это будет действовать разлагающе на молодежь. Вспомните, сколько было блатняка под видом русского шансона, каких-то полууголовных песен про Бутырки. Это звучало отовсюду, но из-за этих песен молодежь не захотела поголовно стать уголовниками. Искусство так напрямую не влияет.

Есть такая молодежная романтика, романтика протеста — она присутствует в текстах того же Цоя. Возьмите Британию, где возникла панк-культура, наиболее жесткая панк-культура, которая призывала к чему угодно — к демонизму, к свержению королевы, к уничтожению мира. Британия до сих пор существует, королева до сих пор на троне, а культурные институции Британии — одни из самых сильных в мире.

Искусство само по себе протестно, оно живет за счет того, что новое поколение людей опровергает существующую до них традицию. Потому что если бы это было иначе — мы бы до сих пор сидели в пещере и ели сырое мясо. Это заложено в человеке: новое поколение несколько противостоит предыдущим, ищет что-то свое в этом мире, — и искусство впереди этого поиска. В этом смысл прогресса, когда новое поколение людей не устраивает что-то старое.

Искусство протестное в авторитарных и тоталитарных диктатурах очень часто не может существовать. Скорее, существует диссидентское искусство, потому что протестное подавляется. А протестное расцветает в демократических обществах и дает больший результат: любая открытая система более результативна, чем закрытая.

Это очень обывательский взгляд: думать, что если человек что-то услышит в песне или прочитает в книге — то будет так же поступать.

Это так не работает. Да, человек — существо подражательное, мы приматы, но подражаем мы в первую очередь своим родителям и своему социальному окружению. Поэтому надо, в первую очередь, посмотреть на себя. Если ты лицемерен, если у тебя слово расходится с делом, то и дети твои вырастут лицемерами и хамами. Люди воспитываются только примером. Примером в семье, примером в школе, — это и есть социализация.

Люди подражают примерам, а не чему-то прочитанному. Если бы люди подражали только прочитанному, то Советский Союз давно бы уже дошел до коммунизма, а все люди были бы сверхразвитыми существами, как это предполагала научная фантастика. Этого не произошло. И вся вот эта ханжеская паника — мол, со сцены там что-то пропагандируют и ругаются матом, — тем, кто так говорит, надо посмотреть на себя в зеркало, ответить, насколько они честны. И вспомнить свою молодость, между прочим. Кто в молодости не был хулиганом, кто не шатался по подворотням? Уж что-что, а культура и искусство не развращают людей, их развращают дурные примеры близких.

Константин Дорошенко на выставке «Рома — это мы». 

— Снос памятников Ленину может ли быть искусством?

— Снос любого памятника не может быть искусством, это акт вандализма. И за уничтожение определенных памятников в Украине вина как раз лежит на украинских властях. Когда мы говорим о памятнике Ленину напротив «Бессарабки» в Киеве, решение о его демонтаже было принято еще премьер-министром Юлией Тимошенко и президентом Виктором Ющенко. Безусловно, есть символы, которые не соответствуют сегодняшней повестке. Мы можем вспомнить, что во времена Сталина памятники Сталину стояли повсюду от Берлина до Пекина. Но все-таки в какое-то время они почти повсеместно были демонтированы. Точно так же памятники Ленину или другим лидерам советских времен могут быть демонтированы, если на руках этих людей есть кровь — понятно, что памятников этим людям быть не должно.

Но все это должно происходить цивилизованно. Есть памятники, которые действительно являются произведениями искусства, которые относятся к искусству истории своего времени. Такие памятники надо демонтировать и размещать в музеях или специальных парках, где люди бы изучали свою историю. А другие памятники, которые не имеют такой художественной ценности, все равно не нужно расколачивать — их нужно демонтировать и потом продавать с аукциона. Например, памятник Марксу и Энгельсу, который демонтировали в Украине, потом был выкуплен каким-то британцем и перевезен в Великобританию.

Толпа может уничтожить все что угодно. Особенно если толпа эмоциональна. Давайте посмотрим на страну, которая подарила нам Просвещение и вообще западную цивилизацию, — Францию. Посмотрите, что творится там, когда на улицу выходят люди, те же «желтые жилеты». Они крушат все на своем пути, разбивают витрины, поджигают и взрывают машины, — это все выглядит в разы чудовищнее, чем «ленинопад» в Украине. И как раз задача властей — городских и государственных — продумать, как сделать так, чтобы не было этих возможностей для вандализма.

— И до вас это было, но пример Украины снова показал миру, что искусство может идти в политику: Зеленский, Вакарчук. Почему это вдруг стало популярным?

— Это не просто искусство, это шоу-бизнес — определенное направление. Наверное, они пошли в политику потому, что давно уже говорили: политика превращается в шоу-бизнес. Поэтому логично, что и шоу-бизнес идет в политику. Это гораздо честнее, чем то, что было до сих пор. Раньше многие наши депутаты тоже играли роли и были артистами и вообще больше времени проводили на телеканалах, чем в депутатском зале. Это не украинская тенденция, это мировая тенденция. И она показывает — да хотя бы на примере Трампа — как в политику приходят люди не из политики, не имеющие никакого политического опыта. Избиратель именно таких и хочет, потому что устал от тех элит, которые знают, как управлять, но чья деятельность не решает никаких проблем.

Константин Дорошенко с Алексем Зинченко, автором выставки «Ромы — гэта мы». 

— Недавно стало известно, что в отборе на детское Евровидении от Украины запретят участвовать тем детям, которые выступали в России. Дети вдруг стали врагами Украины?

— Этот вопрос мне трудно комментировать, потому что я в него не вникал. Что до запрета выступления украинских артистов в России вообще, а не только детей, — я считаю этот запрет дискриминационным. Между Украиной и Россией существует торговля, транспортные отношения и другие виды бизнеса. И запретить украинским артистам выступать в России можно было бы только в единственным случае: если бы Украина объявила России эмбарго. Тогда бы закрылись все экономические отношения между странами, в том числе и связанные с артистами. А когда людям, которые производят конфеты, можно иметь дело с Россией, а только артистам нельзя, — это выглядит совершенно дико, это чистейшей воды дискриминация по профессиональному признаку.

Я считаю, что нельзя в Украину пускать тех, кто оскорбительно отзывался об Украине или выступал в оккупированном Крыму, но все прочие русские артисты, конечно, должны иметь доступ к Украине. И точно так же украинские артисты должны иметь возможность делать свой бизнес — потому что шоу-бизнес это бизнес — на территории России. И я надеюсь, что ситуация с запретами будет пересматриваться в сторону отказа от дискриминационных решений.

— Участницы Pussy Riot летели в Украину через Минск, и в Беларуси вдруг объявили, что въезд в Беларусь запрещен. Потом вмешался лично Лукашенко, и девушкам разрешили пребывание в Беларуси. Это что было — заигрывание власти с искусством?

— Я думаю, что президент Лукашенко оказался в сложной геополитической ситуации, потому то на примере Украины понимает, что такой сосед как Российская Федерация — сосед достаточно опасный, который может, решая свои задачи, вести себя как угодно и сменять режимы. Думаю, что это был жест Лукашенко в сторону Европейского Союза: он пытается продемонстрировать открытость, либеральность, показать, что Беларусь не является закрытым полицейском государством, что тут уважают культуру. Точно так же, как прозвучавшие из уст официальной администрации Беларуси извинения перед цыганами за оскорбления, нанесенные прошлым главой МВД Шуневичем, — это демонстрация того, что нынешнее беларуское государство совсем не такое закрытое, авторитарное, дикое, как это принято считать, что оно готово разделять общечеловеческие либеральные ценности.

— Может ли искусство рассорить страны и народы? Те же карикатуры Charlie Hebdo на пророка Мухаммеда, польский фильм «Волынь» про резню в Украине…

— Мне кажется, искусство не может поссорить народы, если правильно к нему относиться. Есть реально пропагандистские оскорбительные вещи, а есть вещи, которые глубоко изучают вопрос. Но что такое народ вообще? Это не какая-то однотипная масса. Народ состоит из людей, и чем больше мы видим личностей, чем больше даем права на индивидуальность — тем меньше у нас вопрос о том, может ли искусство оскорбить народ. Вот оскорбил ли фильм «Борат» всех казахов на свете? Я думаю, что нет. Оскорбил ли фильм «Волынь» всех украинцев? Думаю, что нет.

Есть люди, которые живут стереотипами, — их можно оскорбить. А есть люди, понимающие, что для того или иного высказывания у художника есть основания. И надо раздумывать не о том, можно ли кого-то оскорбить, а заниматься просветительством, самообразованием, потому что в нынешнем веке будут выживать люди, умеющие быстро, неординарно, творчески мыслить. Об этом нужно задумываться людям наших стран. К сожалению, ни Беларусь, ни Украина, ни Россия — не страны первого мира, скорее мы — страны третьего мира, мы развиваемся. И нам бы сосредоточиться на том, как и в какую сторону проводить развитие, чтобы не прозябать, а не на каких-то там обидах и призраках из прошлого жить.


Обсудите этот текст на Facebook