В редакцию The Village Беларусь пришло письмо с фотографиями и текстом от так называемой «Великой Вампирской Ложи Беларуси». О создании этого сообщества недавно заявила скандальная «Дорогая Редакция». Публикуем это послание с незначительным сокращением, оставляя фактчекинг и вменяемость на совести корреспондента.

Фотографии: Сплошное Унижение (сценический псевдоним)

Я живу на северо-западной окраине города в частном доме, который принадлежал моей прабабушке, коренной минчанке. Моя семья постоянно перестраивала, достраивала и надстраивала дом за счет уплотнения соседей и осваивания зеленых территорий вокруг. Дома я провожу большую часть времени. А с тех пор как сформировался костяк Ложи — приглашаю сюда гостей. На этих фотография вы видите большую и малую гостиную. Это две разные комнаты: попасть в малую можно, отодвинув влево зеркало.

Бумажная люстра IKEA на потолке оттеняет старинную лепнину и имеет практическое измерение — ее недорого заменить, если испачкается струей.

Мой автопортрет на фоне входной двери. Хорошо, что в кадр не влез ковер. Пятна на нем выглядят удручающе, зато он прикрывает люк в погреб. В погребе мы в 40-е укрывали еврейскую семью. А потом ей же питались.

Музыкальная гостиная, а также пространство для оргий. Магические шары и виниловые пластинки купил на распродаже в Берлине. Музыкальную концепцию гостиной бессовестно переняли у Ложи простые смертные из бистро «Меломаны». Пусть, не жалко. Вместо окон использованы элегантные светящиеся панно.

Чего только тут не происходило! Здесь был крепко укушен промоутер Александр Богданов, и с тех пор он никогда не улыбается. И взят на клык диджей Алексей Кутузов. Инициация не прошла удачно, жертве мерещится с тех пор, что она организует фестиваль. Это темное пятно на совести всего вампирского сообщества.

Мое рабочее место — кабинет. Телефонный справочник на столе упакован в кожу годовалого бобренка. Женщина-сова — подарок африканского упыря. Песочные часы символизируют мимолетность бытия смертных существ. Звезда Давида — см. выше. Сережка в форме детской руки и окаменевшие ладан и смирна — подарки поклонников.

Сюртук на стуле — напоминание о моей профессиональной деятельности. Лет 20 назад я наделал дыр в своих коллегах, за что был уволен в запас, но с правом ношения формы и знаков отличия. Это были сладостные времена.

На стене — кирпич неизвестного происхождения работы Сергея Гудилина. Стул-кресло произведены по заказу датской нечистью.

Ритуал составляет едва ли не главное содержимое нашей Вампирской Ложи. К сожалению, я не могу слишком много распространяться ни про его форму, ни про содержание. Пожалуй, это все, что можно показать и сказать об этом. Отмечу, впрочем, что давняя дискриминационная политика в отношении людей с вампиризмом — пережиток прошлого и предубеждение. Для общества мы не опаснее любого государственного учреждения или общественного объединения.

Плотные шторы изготовлены из смолевичского льна.

Свеча на фотографии сделана из замороженного семени, жира и слез моего первого любовника, ныне покойного. Who wants to live forever.

На этом старинном кресле сиживали многие знаменитые люди города: В. Прокопьев, В. Цеслер, И. Афанасьева. Тогда они были еще  теплокровными, и Минск был такой красивый, аутентичный, зеленый город. О, времена.

Некоторое время увлекался портретной фотографией. Оказалось, что за это не проживешь. На фото — мой знакомый сербский застройщик за секунду до комы.

Уже давно никто из нас не спит в похоронных кофрах. Высший пилотаж — класть поверх сосновой доски проперженные простыми смертными диванные подушки. Как утверждает знакомый скупщик краденого антиквара (у которого я истребовал этот раритет), на них во времена своей молодости (читай — очень давно) ночевали минские куплетисты Поташников и Мотолько. Сон на этом ложе краток и душен, как лобызание ростовского нетопыря.

Ложа не нуждается в традиционном кухонном помещении. Плитка сувенирная из Египта, ножи и прочие столовые приборы помнят вкус и запах убиенного тут местного ресторанного критика. Помнят и не забудут. Текстура кожи на его кадыке напоминала рыхлую гузку, раздобревшей на комбижирах куры, которая скончалась на государственном птичьем заводе, откуда майскими вечерами приходит в наш город тяжелый дух помёта.

Не успел прибраться в спальне. Мягкие материалы сверху имеют двойную функцию: избавляют далеких соседей от крика подкушенной жертвы, а меня — от грохота, производимого салютами и фейерверками, которые так нравятся жителям нашего города.

Выход на улицу — румынское окно ручной работы — которым я пользуюсь, если придет в голову отправиться на танцы. Например, сегодня.

Пока у нас отключены комментарии, обсудите текст на FB